Список заветных желаний - [22]
– Всем привет!
Микрофон издает отвратительный скрип, заглушая мой дрожащий голос. Толстомордый парень за ближайшим столиком издает громкий стон и затыкает уши. Надо же, какой чувствительный! Я снимаю микрофон со штатива:
– Извините. Давненько я не выступала. Не ожидала, что микрофон способен на подобные выходки.
Я нервно хихикаю и бросаю взгляд на своих друзей. Губы Меган растянуты в фальшивой улыбке. Шелли снимает меня на айфон. Брэд судорожно дергает ногой, словно его разбил паралич.
– Наверняка, услышав имя Бретт, вы ожидали, что на сцену выйдет парень. Со мной постоянно такое случается. Поверьте мне на слово, нелегкое это дело – жить с мужским именем. Особенно мне доставалось в детстве. Ведь дети бывают ужасно вредными. Я прибегала домой в слезах и умоляла моего брата Тиффани поколотить моих обидчиков! – Я бросаю взгляд на публику, тщетно ожидая услышать взрыв смеха. Но, увы, до меня доносится лишь пронзительное хихиканье Меган. – Да, вы не ослышались. Моего брата зовут Тиффани.
– Не смешно! – выкрикивает кто-то пьяным голосом.
Я хватаю воздух ртом, словно получив удар под дых.
– Ох, если бы вы знали, сколько насмешек и глупых острот сыпалось на мою голову в школе. Кстати, это была католическая школа! Кому-нибудь из вас посчастливилось учиться в католической школе?
Раздаются жидкие хлопки, и я немного приободряюсь:
– Монахини в нашей школе были сущими мегерами! Они так нас доставали, что туалет, куда мы от них прятались, казался нам филиалом царствия небесного!
Брэд, Меган и Шелли хохотали над этой фразой до упаду. Однако у здешней публики с чувством юмора плоховато. Зрители глазеют на меня с недоумением, некоторые вежливо улыбаются, другие смотрят на часы или читают сообщения в телефонах.
– Давай закругляйся! – орет кто-то.
Я начинаю бояться, что меня вот-вот вырвет. Или, что еще хуже, я разрыдаюсь прямо на сцене. Бросаю взгляд на электронные часы у подножия сцены. Прошло всего две минуты четыре секунды. Господи боже, я должна продержаться еще пять минут! Что я там собиралась говорить? Все шутки вылетели у меня из головы. Чуть живая от ужаса, я вытираю взмокшие ладони о джинсы и в поисках спасения лезу в задний карман.
– Она собирается читать по бумажке! – доносится из задних рядов. – Издевательство какое-то!
– Вернемся в католическую школу Святой Марии, – лепечу я, едва шевеля дрожащими губами.
По залу проносится стон.
– Надоела со своей школой!
Руки у меня так трясутся, что я с трудом удерживаю карточки с записями.
– Это была не просто католическая школа, это была школа для девочек. Точнее, то была настоящая камера пыток, где год идет за два.
Публика раздраженно гудит. Глаза мои застилают слезы, мешая разобрать, что написано на карточках. Господи Боже, помоги мне! Люди, не скрывая скуки, начинают громко переговариваться. Многие встают со своих мест и отправляются в бар или в туалет. Пьяный за ближайшим столиком сжимает в пухлой лапе горлышко бутылки.
– Следующий! – орет он, указывая на сцену.
Жесть! Кажется, пора сматывать удочки. Поворачиваюсь, чтобы спастись бегством, и вижу, что у ступенек, ведущих на сцену, стоит Брэд.
– Плевать на них всех, Б. Б.! – перекрикивает он шум голосов. – Продолжай!
О как сильно я люблю Брэда в этот миг! Мне хочется спрыгнуть со сцены и сжать его в объятиях. Неплохо бы при этом его задушить. Ведь это по его милости – и по милости мамы – я выставила себя идиоткой.
– Держись! Осталось немного!
Совершив над собой героическое усилие, я поворачиваюсь к публике. На сцену уже никто не смотрит. Похоже, эти кретины решили, что наступил антракт.
– Монахини… Они делали все, чтобы мы, девочки, сохранили чистоту… и не пачкали своих головок мыслями…
Никто не слушает, даже моя группа поддержки. Меган оживленно болтает с парнем за соседним столиком, Шелли набирает сообщение. У меня остался один верный зритель – Брэд. Я ловлю его взгляд, он кивает.
– В нашей классной комнате, разумеется, висело большое распятие. Так вот, сестра Роуз… – я тру пальцами горло, в котором начинает саднить, – сестра Роуз надела на Христа штаны. Решила, что набедренной повязки ему недостаточно.
– Надо продержаться еще двадцать секунд, Б. Б.! – кричит Брэд.
– В результате, когда моя подруга Кейси выросла и вышла замуж, она крепко зажмуривала глаза, меняя подгузники своему маленькому сынишке.
– Садись на место, леди! – кричат из зала. – Ты нас достала!
Брэд начинает обратный отсчет:
– Семь, шесть, пять…
Наконец раздается: «Ноль!» Я закрепляю микрофон на штативе и очертя голову мчусь со сцены. Брэд восторженно вопит и ловит меня в объятия. Но я, всхлипывая, вырываюсь и бросаюсь к выходу.
Прохладный ночной воздух обжигает легкие. Заливаясь слезами, я мечусь по стоянке в поисках своей машины, а найдя ее, опираюсь лбом о крышу и рыдаю в голос.
Минуту спустя на плечо мое ложится чья-то рука.
– Не плачь, Б. Б.! Ты это сделала. Теперь все позади. – Брэд ласково гладит меня по спине.
– Какой позор, какой жуткий позор! – лепечу я, колотя кулаками по крыше ни в чем не повинной машины, затем резко поворачиваюсь к Брэду. – Я же говорила, ничего не получится.
Брэд обнимает меня. Я не сопротивляюсь.
Вот уже двести лет над младшими сестрами большой семьи из Тосканы тяготеет проклятие: они никогда не познают любви, не выйдут замуж, не будут иметь детей… И хотя семья давно уже живет в Америке, это проклятие все еще действует. Эмилию вполне устраивает ее одинокая жизнь, целиком посвященная семье, а Люси страстно мечтает о том, чтобы выйти замуж, и в каждом парне видит потенциального жениха. Но вот в их жизнь врывается тетя Поппи с поразительным предложением: она просит сопровождать ее на родину в Италию, где в день своего восьмидесятилетия должна встретиться со своей первой и единственной любовью и таким образом раз и навсегда разрушить проклятие.
После смерти матери Брет Боулингер с ужасом обнаруживает, что ей одной из трех детей в наследство достался лишь список ее же собственных жизненных целей, написанный в четырнадцать лет, с комментариями мамы. Условие получения остального наследства — выполнение всех пунктов списка, включая и замужество, и даже покупку лошади. Но реально ли осуществить детские мечты всего лишь в течение года? И как, например, помириться с отцом, если он уже умер… Нищая, униженная, и все это только ради нее? А тут еще странный мужчина в плаще «Бёрберри»…
«Прощение – штука не менее сложная, чем жизнь и любовь», – утверждает Фиона Ноулс, адвокат, которую неудачная карьера и жизненные трудности подтолкнули к идее использования камней прощения. Они стали для многих способом помириться с дорогим человеком, залечить раны на сердце, а кому-то, как Анне Фарр, ее подругам Дороти и Мэрилин, принесли немало боли. И все-таки каждый получил возможность понять, что сделать выбор удивительно просто, надо только решить, хочешь ли ты на всю жизнь огородить себя от мира или жить открыто, ничего не стыдясь.
Когда закончились летние каникулы, Эрика Блэр не смогла отменить важную деловую встречу и попросила дочерей самостоятельно добраться до их колледжей на поезде, хотя вначале обещала отвезти на машине. Поехала только одна из девушек, Кристен, и погибла в железнодорожной катастрофе. Исчезла и вторая дочь, Энни, – она отправилась на поиски Кристен, внушив себе, что сестра в тот роковой день не села на поезд, а убежала к возлюбленному и где-то скрывается от родных. Отчаявшаяся Эрика возвращается по следам Энни на свою малую родину, на остров Макито, с которым у нее связаны трагические воспоминания.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.