– Они – это кто?
– Сама знаешь кто. Средства массовой информации. Они яро твердили о твоей вине, о том, что полиция докопается до сути, однако стоило полиции признать тебя невиновной, и они тут же затихли. Это нечестно.
Ладонь на бедре расслабилась, пальцы снова сжали карандаш. Происходящее не укладывалось в голове. Джессика Кэмпбелл защищала меня, сидя в моей спальне. Я боялась в это поверить.
Она посмотрела на лежавший на моих коленях блокнот.
– Все болтают о том, что ты начала вести новый Список. Это правда?
Я тоже глянула на него.
– Нет! – Порывисто закрыла блокнот и сунула под бедро. – Я просто работаю кое над чем. Рисую.
– О, – отозвалась Джессика, – Энгерсон ничего тебе по этому поводу не сказал?
– А должен был?
Мы обе знали ответ на этот вопрос и обе промолчали.
В наступившей тишине Джессика окинула взглядом комнату: кучу сваленной на полу одежды, грязную посуду на тумбочке, выпавшую вчера вечером из джинсов фотографию Ника, которую я так и не подняла. Мне показалось или ее взгляд задержался на снимке?
– Мне нравится твоя комната, – сказала она.
Нравиться тут ничего не могло, поэтому я промолчала, и Джессика, наверное, была мне благодарна за это.
– Мне нужно делать домашнюю работу, – намекнула я.
– Конечно, – сразу поднялась она и вновь качнула головой, откинув назад светлые волосы.
Этот ее жест, по-моему, тоже как-то раз оказался в Списке. Я поскорее отогнала эту мысль.
– Слушай, я вот почему пришла… Ученический совет готовит памятный проект. На выпускной. Не хочешь принять участие?
Я прикусила нижнюю губу. Мне предлагают участвовать в проекте, над которым работает ученический совет? Тут явно какая-то подстава.
– Я подумаю над этим, – пожала я плечами.
– Здорово. В четверг мы собираемся в кабинете миссис Стоун. Ну, знаешь, будем обмениваться идеями.
– Ты уверена, что мне там будут рады? Разве членов совета не выбирают голосованием?
Теперь уже она пожала плечами. Глядя при этом в окно. Значит, рады мне там точно не будут.
– Я хочу, чтобы ты участвовала в этом проекте, – сказала она, как будто только это и имело значение.
Я кивнула, ничего не ответив.
Джессика задумчиво застыла посреди моей комнаты. Она словно не могла решить, уходить ей или остаться. Словно не понимала, как вообще здесь оказалась.
– Все обсуждают, насколько ты была замешана в этом. В стрельбе, – очень тихо произнесла она. – Ты знала о планах Ника?
Тяжело сглотнув, я устремила взгляд в окно.
– Я не знала, что он был настроен серьезно. Звучит неубедительно, но так и есть. Ник не был плохим.
Обдумав мой ответ, Джессика кивнула.
– Ты намеренно меня спасла? – спросила она, тоже глядя в окно.
– Вряд ли, – ответила я и тут же передумала. – Нет, я уверена, что спасла тебя не намеренно.
Джессика снова кивнула. Наверное, такого ответа она и ожидала.
Она ушла так же тихо, как и пришла.
Позже я пересказывала наш странный разговор доктору Хилеру, сидя у него в кабинете с балансирующей банкой кока-колы на колене.
– Так чудно́ было сидеть вместе с Джессикой на моей постели. В ее присутствии я чувствовала себя… обнаженной. Везде, куда бы она ни бросила взгляд, лежали мои личные вещи. Это нервировало меня.
Доктор Хилер с улыбкой почесал ухо.
– Хорошо.
– Хорошо, что это нервировало меня?
– Хорошо, что ты это выдержала.
Другими словами, хорошо, что я не выпроводила ее.
Она ушла сама. А после ее ухода я включила музыку и вытянулась на постели. Повернулась на бок и уставилась на своих излюбленных лошадей. Казалось, одна из них пошевелилась. И чем дольше я на нее смотрела, тем больше мне чудилось, что она хочет пуститься вскачь.
17
«ГАРВИН-КАУНТИ САН-ТРИБЮН»
3 мая 2008 года репортер Анджела Дэш
Пятнадцатилетняя десятиклассница Кэти Ренфро стала жертвой Ника Левила, хотя во время стрельбы ее не было в столовой.
– Кэти шла по коридору мимо столовой, возвращаясь из моего кабинета, – сообщила репортерам школьный психолог Адриана Тейт. – Думаю, она даже не знала Ника Левила, – добавила она.
Ренфро получила не опасное для жизни ранение. Ей в руку попала шальная пуля, отрикошетившая от шкафчика, стоящего вблизи столовой.
– Я почти не почувствовала боли, – поделилась с нами Ренфро. – По ощущениям было похоже на укус. Я поняла, что ранена, только когда вышла из школы и пожарный указал на мою окровавленную руку. Тогда я перепугалась. Но знаете, мне кажется, я так сильно запаниковала потому, что паниковали все остальные.
Родители Ренфро решили забрать Кэти из государственной школы.
– Тут даже задумываться не пришлось, – сказал Вик Ренфро. – Нас всегда немного беспокоило то, что Кэти ходит в государственную школу. Случившееся стало последней каплей.
– В общественной школе никогда не знаешь, с кем учится твой ребенок, – мрачно добавила мама Кэти Кимбер Ренфро. – В такие школы принимают всех. Даже неблагополучных детей. А мы не хотим, чтобы наша дочь общалась с трудными подростками.
* * *
– Она придает этому слишком большое значение! – распалялась я, меряя шагами кабинет доктора Хилера, чего обычно никогда не делала. Ничего удивительного – обычно на наших с ним сеансах за мной не следила ястребиным взглядом мама. Она теперь глаз с меня не спускает. Вместо того чтобы с каждым днем доверять мне все больше, мама умудряется доверять мне все меньше. Она словно боится, что если хоть на миг потеряет меня из виду, я вляпаюсь в очередную стрельбу.
