Список ненависти - [37]

Я бы спятила от этих ее вопросов, если бы старательно не абстрагировалась от них. Большую часть времени я игнорировала Брэнди. Уклончиво пожимала плечами или притворялась, что не слышу ее. Но иногда отвечала на ее вопрос в надежде, что она заткнется. И это было ошибкой. Стоило ответить на один вопрос, как на меня лавиной обрушивались другие. Тогда я жалела, что вообще открыла рот.

Единственным положительным моментом было то, что ко мне перестал приходить со своими расспросами детектив Панзелла. Я не знала, почему. То ли доктор Дентли его не пускал, то ли он поверил в мою невиновность, то ли возбуждал дело против меня. Его не было рядом, и это было хорошо.

Я вела себя как положено. Как послушная девочка меняла пижаму на больничный халат. Смотрела в зале отдыха разрешенные передачи или таращилась в окно на проходящее внизу шоссе, делая вид, что не замечаю размазанных по стенам козявок. Что мое сердце не рвется на части. Что не злюсь, не растеряна и не напугана.

Мне хотелось забыться сном. Принять болеутоляющее, свернуться калачиком в постели и проснуться дома. Доктор Дентли назвал бы такое состояние депрессией и оставил бы меня на дополнительное лечение. Поэтому я притворялась. Притворялась, что мне становится лучше. Притворялась, что у меня проходят «суицидальные мысли».

– Ник мне совершенно не подходил, – сокрушалась я. – Теперь я это понимаю. Я хочу начать все сначала. Думаю, мне пойдет на пользу учеба в университете. Да, мне нужно поступить в университет.

Я скрывала переполняющий меня гнев. Я злилась на родителей – за то что их не было рядом со мной. Злилась на Ника – за то что он мертв. Злилась на издевавшихся над Ником ребят. Злилась на себя – за то что не предвидела случившегося. Я научилась усмирять свой гнев, заталкивать его на край сознания в надежде, что он остынет, уйдет. Я научилась делать вид, что он уже ушел.

Я говорила вещи, которые помогли бы мне побыстрее выбраться из больницы. Произносила слова, которые они хотели услышать. Ходила на групповую терапию и умудрялась хранить молчание, когда кто-то из пациентов принимался меня оскорблять. Я ела все что давали, проходила любые тесты и сдавала требующиеся анализы, содействовала абсолютно всему. Я просто хотела выбраться оттуда.

В пятницу доктор Дентли вошел в мою палату и присел на краешек кровати. Я сдержала гримасу отвращения и поджала пальцы ног, пытаясь хоть как-то от него отстраниться.

– Мы тебя выписываем, – сказал он будничным тоном.

– Правда?

– Да. Мы очень довольны твоим прогрессом. Но до полного излечения, Валери, тебе еще далеко. Мы выписываем тебя для дальнейшего амбулаторного лечения.

– Здесь? – спросила я, пытаясь скрыть панику в голосе.

Мысль о каждодневном возвращении в эту больницу почему-то вызвала страх – как-будто если я скажу или сделаю что-то не то, Честер с Джоком снова скрутят меня и загонят в попу иглу.

– Нет, ты будешь ходить к… – доктор Дентли умолк, перелистал страницы на своей папке-планшете и удовлетворенно кивнул. – Да. Ты будешь ходить к Рексу Хилеру. – Он взглянул на меня. – Тебе понравится доктор Хилер. Для твоего случая он прекрасно подходит.

Меня выписали. С оговорками, но все же освободили.

Медсестра отвезла меня в кресле-каталке до дверей больницы. Всю дорогу мне чудились чужие взгляды. Может, в мою сторону никто и не смотрел, но казалось, на меня таращатся все пациенты и посетители. Словно они знают, кто я такая и почему оказалась тут. Словно уставились на меня, размышляя, правда ли то, что они слышали обо мне, и не поступил ли бог жестоко, оставив меня в живых.

Мама припарковала машину рядом с больницей и вошла в здание с костылями в руке. Я молча взяла их у нее и поковыляла к машине. Она же осталась выслушать последние указания медсестры.

По пути мы не проронили ни слова. Мама включила радио и выбрала волну с приятной ненавязчивой музыкой. Я приспустила окно и, закрыв глаза, вдыхала уличный воздух. Он пах по-другому, чего-то в нем не хватало. Я мучилась вопросом, что буду делать, вернувшись домой.

Открыв входную дверь, я первым делом увидела Фрэнки – развалившись на полу, он смотрел телевизор.

– Привет, Вал, – сказал брат, приняв сидячее положение. – Ты вернулась.

– Привет. Прикольная прическа. Сегодня «ежик» хоть куда.

Фрэнки с ухмылкой провел ладонью по волосам.

– Тине тоже понравилось, – ответил он так, будто ничего не изменилось. Будто я не пропахла больницей. Будто я не суицидальный фрик, который вернулся домой, чтобы испортить ему жизнь.

В это мгновение Фрэнки был самым лучшим братом на свете.

12

Кабинет доктора Хилера оказался по-библиотечному уютным – оазис книг и легкой рок-музыки в море бездушных казенных комнат. Его секретарь, спокойная темнокожая девушка с длинными ногтями, отличалась сдержанностью и профессионализмом. Она проводила нас с мамой из приемной в святая святых с таким обхождением, словно мы пришли покупать редкие бриллианты. Достав из мини-холодильника для меня кока-колу и для мамы бутылку воды, она пригласила нас жестом к открытой двери в кабинет. Мы переступили порог.

Доктор Хилер встал из-за письменного стола, снял очки и приветливо улыбнулся. Улыбка не коснулась его грустных глаз. Я тогда подумала, что, возможно, его глаза печальны всегда. Если бы мне приходилось целыми днями выслушивать истории про боль и страдания, то, наверное, в моих глазах тоже застыла бы грусть.