Список Мадонны - [143]

Все глаза смотрели на него в ожидании продолжения фразы.

— Я не стану причиной проявления к нам неприязненных чувств.

Тишину разорвал Франсуа-Ксавье:

— Троекратное ура Мартину Гойетту, первому патриоту, выходящему на свободу на земле тысячи скорбей!

Когда громогласное ура разорвало воздух, Мартин улыбнулся и подумал: «Нет, Франсуа-Ксавье. Земля тысячи радостей».

19 декабря 1840 года

Пришло австралийское лето, и когда Мартин вышел на утреннее солнце, жара окутала его теплым одеялом. Утро еще только начиналось, а было уже очень душно. Зной стоял уже последние три недели, солнце жарило его спину и голову, когда он расписывал стену. Работа была тяжелой, особенно сильно уставала шея, вечером он ложился спать рано, падая на кровать замертво. Он посмотрел на кремовые стены и темно-коричневые оконные рамы и одобрительно улыбнулся. Да, это выглядело неплохо, и, что самое важное, господин Нейтч думал так же. Ему оставалось два дня, чтобы завершить работу, и тогда он приступит к внутренней росписи. Если учесть, что оставалось еще три месяца такого пекла, то можно было понять, с каким нетерпением Мартин ждал прохлады для кропотливой работы по росписи внутри отеля. Трудно было поверить, что он провел здесь уже более месяца. Господин Нейтч был великолепным хозяином. Он редко вмешивался и ценил Мартина не только за его работу, но и за его идеи. Он с энтузиазмом встретил предложение Мартина расписать некоторые стены фресками. Они должны были, конечно же, начать с комнаты отца Блейка, но сначала господин Нейтч собирался ознакомиться с темой и одобрить ее. Он хотел, чтобы было что-то напоминавшее Ренессанс. Мартин не вполне уловил то, что имел в виду его пожилой хозяин. Но можно было разобраться с этим позднее.

Самой тяжелой частью его новой жизни было то, чего Мартин никак не ожидал. На самом деле он полагал, что все будет совершенно наоборот. Он не мог наслаждаться компанией Коллин так часто, как хотел. У него это получалось даже реже, чем тогда, когда он сидел в сторожевой будке у ворот лагеря. Она работала целый день, а по вечерам, когда он засыпал от усталости, выполняла свои обязанности по дому. На выходных практически ничего не менялось. По субботам он выполнял поручения господина Нейтча, а Коллин работала. По воскресеньям было ненамного лучше. Он посчитал разумным принять предложение господина Нейтча посещать воскресную мессу вместе с ним. Это занимало большую часть дня, и им с Коллин оставалось только время после полудня и вечер. Они проводили его в длинных прогулках, держась за руки и рассуждая о будущем. Но все же теперь, когда они не были вместе, он мог встречать ее в отеле. Они любили друг друга глазами, и каждый раз, когда он проходил мимо нее, он обязательно делал так, чтобы их тела коснулись друг друга.

Сегодня все было по-другому. Господин Нейтч предоставил им выходной. Ну, скажем, почти на целый день. В Хоумбуше сегодня проводились скачки. Там собрались все, даже губернатор Гиппс прибыл. Первый забег был в полдень, последний в четыре часа. После чего нужно было вернуться назад в «Герб Бата», где должна была состояться ночная пирушка. Они должны были быть готовы приступить к работе в шесть часов вечера. Коллин следовало встречать посетителей, а Мартину сделать то, что было дополнительно необходимо для таких ночных бдений. Но до шести они были предоставлены сами себе. Когда он спросил Коллин, чем бы она хотела заняться, ответ был быстрым и определенным:

— Поехать на скачки, конечно.

* * *

Мартин похлопал себя по карману. Кошелек вместе со всеми деньгами, какие были у Мартина в этом мире, находился там. Восемь гиней, девять шиллингов и шесть пенсов — это все, что он заработал написанием писем и сбором устриц в Лонгботтоме плюс его ежемесячное жалованье, полученное от господина Нейтча, а также монеты, которые отец Блейк дал ему за рисунки цветов. Решение взять с собой все деньги было непростым. Определенно, он не собирался проиграть их на каких-то там скачках. Но ему очень хотелось произвести впечатление на Коллин. Мартин был прилично одет, благодаря доброте господина Нейтча, но вряд ли так, как одевались джентльмены. Он полагал, что если взять с собой все деньги, то ощущение того, что он хуже всех, пройдет. А кроме того, ему не хотелось, чтобы Коллин за что-нибудь платила. Кто знает, что почем на этих скачках? Он никогда не бывал на подобных мероприятиях, даже в Канаде.

Мартин поджидал Коллин в тени у южной стены отеля. Он заметил ее издали и наблюдал, как она приближалась. Она шла так же, как делала все остальное: с целью и еще с тем качеством, имя которому он не мог подобрать. С настоящей элегантностью? Нет, не то, но это слово было ближе всего по смыслу из всех, которые он мог вспомнить.

— Извини, что опоздала, Мартин. Я старалась как могла быстрее, но мама попросила уложить ей волосы.

— Она тоже собирается на скачки? Могу ли я с ней познакомиться?

— Боже мой, нет. Старик Роуз выставляет угощение. Он всегда выставляет угощение на скачках. Там все выпивают и делают ставки.

— На что? — Мартин был озадачен.

— На все.

Она взяла его под руку своей загорелой теплой рукой, и они пошли. Мартин повернул голову и посмотрел на нее. Густые пряди темно-рыжих волос спадали на ее белое платье, блестящие и гладкие. Мартин протянул руку, чтобы коснуться их, а она повернулась и с улыбкой коснулась губами его щеки. Он встрепенулся от ее улыбки и радости, плясавшей в глазах. В тот миг он был самым счастливым человеком на земле.