Спирита - [49]

– О! – прошептала Спирита. – Даже искусство забыто ради любви. Его душа все дальше и дальше от земли. Он сгорает, чахнет. Скоро, скоро, душа моя, твое желание исполнится!

Сердце юной девушки еще билось в груди ее тени, и вздох приподнял ее белый пеплос²⁹.

Глава XVI

Спустя несколько дней после посещения Парфенона Ги де Маливер решил проехаться по окрестностям Афин и осмотреть прекрасные горы, видневшиеся в окне гостиницы. Он нанял проводника и двух лошадей, а бесполезного Джека, который только помешал бы ему, оставил в городе. Джек принадлежал к тем слугам, которым угодить труднее, чем их хозяевам, и этот недостаток делался особенно заметным во время путешествий. Он становился ворчлив и привередлив, словно старая дева. Все ему не нравилось, все возмущало – номера, постели, еда, вино, отвратительное обслуживание, – и он поминутно восклицал: «Ну и дикари!» Мало того, признавая за Маливером кое-какой писательский талант, Джек считал его совершенно беспомощным и слегка помешанным, особенно в последнее время, а потому вменил себе в обязанность следить за ним. Правда, Маливеру достаточно было нахмурить брови, чтобы поставить его на место, и ментор¹ с поразительной легкостью снова превращался в слугу.

Ги спрятал несколько золотых монет в кожаном поясе, который он носил под одеждой, положил пистолеты в седельную кобуру и уехал, не сказав, когда вернется, дабы ничем себя не связывать и при случае направиться куда глаза глядят – в поисках приключений и новых впечатлений. Он знал, что, если ему захочется задержаться на несколько дней и даже недель, Джек, привыкший к его исчезновениям, не станет волноваться и будет жить припеваючи, как только научит повара гостиницы готовить бифштекс по-своему – хорошо прожаренным снаружи и розовым внутри, – то есть по-английски.

Ги намеревался за пять-шесть дней осмотреть Парнас². Но прошел месяц, а Маливер и его проводник все не возвращались. В гостинице не получили письма, в котором сообщалось бы об изменении их маршрута, деньги, которые Ги взял с собой, должны были закончиться, и неизвестность начала тревожить Джека.

«Хозяин не просит денег, – подумал Джек как-то утром, поедая наконец-то хорошо поджаренный бифштекс и запивая его довольно приятным, несмотря на смоляной привкус, белым вином из Санторина³. – Это странно, наверное, с ним что-то стряслось. Будь он еще в пути, он указал бы, куда переслать ему средства, потому что вся наша казна осталась у меня. Если только он не сломал себе шею или ноги в какой-нибудь пропасти! Вообще, какого черта он все время разъезжает по этим грязным странам с их ужасными дорогами, нелепыми обычаями, плохой кухней, когда мы могли бы жить в Париже, в уюте, со всеми удобствами, без клопов, комаров и прочих гнусных тварей, от которых одни волдыри!

Летом – другое дело, само собой, можно поехать в Виль-д’Авре, в Ла-Сель-Сен-Клу⁴, в Фонтенбло, – нет, только не в Фонтенбло, там слишком много художников!⁵ – хотя лично я больше всего уважаю Париж. Сказано ведь: деревни – крестьянам, а вояжи – коммивояжерам, такая у них судьба. Это уже не смешно – бросить меня в трактире, чтобы я позеленел от скуки в этом городе, где, кроме развалин, и взглянуть-то не на что. Боже!

И что им неймется, этим господам, с их обломками, как будто новые добротные дома не в тысячу раз краше! Решительно, хозяин меня совсем не бережет. Да, я слуга, мой долг – служить, но у него нет никакого права заставлять меня киснуть в «Англетере»! Если с моим дорогим хозяином – а он, несмотря ни на что, хозяин добрый – случилась какая беда, то я не утешусь, пока не подберу места получше! Я бы охотно отправился на поиски господина Маливера, но куда идти? Кто знает, куда завела его фантазия? Может, в самые дикие и глухие места, в пропасти и болота? Господа ведь и их считают живописными и заносят приметы в свои блокноты, будто это самая что ни на есть достопримечательность! Ладно, даю ему еще три дня. Если не вернется, начну искать его, как потерявшуюся собаку, развешу на каждом углу объявления и пообещаю приличное вознаграждение тому, кто его найдет».

Будучи слугой современным и рассудительным, славный Джек свысока смотрел на верных слуг прошлого и посмеивался над собственной нешуточной встревоженностью. В глубине души он любил Маливера и был к нему привязан. И хотя слуга знал, что хозяин внес его имя в завещание и назначил сумму, которая обеспечит ему скромный достаток, Джек не желал Ги смерти.

Хозяин гостиницы тоже забеспокоился, но не о Маливере, а о лошадях, которых тот взял напрокат. Он то и дело оплакивал горькую судьбу таких бесподобных, таких надежных, таких красивых и послушных лошадок, и Джек, потеряв терпение, в конце концов с нескрываемым презрением сказал ему:

– Ладно! Если ваши клячи околели, вам заплатят.

После такого заверения к бравому Диамантопулосу сразу же вернулась его обычная невозмутимость.

Каждый вечер жена проводника, красивая и статная матрона, которая могла бы занять место кариатиды, что была похищена у Пандросы⁶ и заменена глиняной копией, приходила справиться, не вернулся ли ее муж Ставрос, один или с путешественником. Услышав в очередной раз отрицательный ответ, она садилась на камень неподалеку от гостиницы, снимала светлую накладную косу, которая, словно обруч, поддерживала ее черные волосы, затем трясла головой, подносила ногти к щекам, как будто хотела расцарапать их, испускала душераздирающие вздохи – в общем, театрально, в античном стиле, демонстрировала свое горе. На самом деле ей было все равно: Ставрос был плохим мужем и горьким пьяницей, в подпитии он нередко бил ее и денег домой приносил мало, хотя неплохо зарабатывал на иностранцах; просто приличия ради ей полагалось лить слезы и изображать отчаяние. Злые языки утверждали, что, пока муж пропадает неведомо где, «соломенная» вдовушка находит утешение в обществе красивого паликара с осиной талией, в фустанелле