Спираль - [77]

— Прошу прощения. В наших местах такие имена редкие, запутаться проще простого… Что-то случилось?

— Да вот… — И Юра рассказал о странном, с его точки зрения, казусе с ушедшими. Учитель молча слушал.

— Мне это непонятно, — сказал он, когда Юра закончил. — Единственное, что могу предположить, — среди тех, кто казался вам пленниками, были люди вполне бандитского склада ума. Лешканы могли их захватить, например…

— Бандиты меня сонного прирезали бы, да и дело с концом. И Элю прихватили бы с собой. А так — просто обобрали, как пьяного… Чёрт, не знаю, как ни кручу — всё не складывается. Обязательно остаётся лишняя деталь.

— Я даже догадываюсь, кто, — сказала Эля, глядя куда-то мимо всех. — Их в автобусе трое было. Делали вид, что совсем не знакомы друг с другом. Одного убили, когда мы высаживались, а двое так с нами и пошли. Это я только сейчас всё сопоставила, — повернулась она к Юре. — Извини.

— А убили какого? — спросил Юра. — В плаще и в сапогах — или в куртке и берцах?

— В плаще. Длинный такой плащ.

— Его не убили. И надеюсь, он выживет. Это мой знакомый. Я его перевязал… Он не бандит, он из службы безопасности одной фирмы. Хотя… там не всегда разберёшь, где граница проходит. Это вам не война. На войне просто… Их шефа похитили и убили, вот они, наверное, и выслеживают кого-то.

— Как мы?

— Ага. Тем более что это был и Алёнкин шеф. Она ничего про Ильхама тебе не рассказывала?

— Нет, не рассказывала — так, упоминала только. И вообще ты уже спрашивал.

— Разве? Забыл…

— В первый же день, как приехал.

— Да, точно… а ещё говорят, «память девичья». Ладно, Николай Ильич, мы пойдём, и вы нас не ждите. Вряд ли мы этим путём будем возвращаться.

— Да, это точно вряд ли. Ну, с пути вас сбивать не буду, знаю, что бессмысленно. Юра, держи шинельку — и не спорь, днём холодно будет, замёрзнешь в кол. Барышня Эля, вам презентую рубашку и штаны…

— А вы как? — с ужасом спросила Эля.

— Ну, у меня и подштанники тёплые, и брезентом накроюсь, как пологом, вот мне и тепло. Да и по-над озером холодов не бывает — а вот где вы пойдёте, там да. Там, говорят, и насмерть замерзали люди, особенно если ветерок потянет. Так что не рискуйте, берите. И вот что, Юра… Если будет невмоготу — всё равно где, здесь, там, не важно, — ты знаешь, куда тебе податься. Будем рады. И вас, барышня, это тоже касается…

— Странный дед, — сказала Эля уже на тропе, возясь с подгонкой штанов. — Он всё время хотел тебя о чём-то спросить, но не смог. Мучительно хотел.

— Не знаешь, о чём?

— Нет, я же не читаю мысли…

И они двинулись по тропе.

Чем выше поднималось солнце — вернее, сияющее пятно в плотной дымке, — тем холоднее делался воздух и тем труднее было дышать. Казалось, что поднимаешься в горы, хотя ноги этого подъёма не замечали. Но вот кончились лиственные деревья, остались одни ёлки. Потом и ёлки пропали, тропа вилась между синеватыми слоистыми скалами, торчащими из мшистой земли под острым углом и похожими на ледяные заструги. Стал появляться пятнами снег — а может быть, иней; наконец всё вокруг оказалось покрыто инеем, сверкающим и острым, — Эля, поскользнувшись, поранила запястье ледяными иглами и теперь шла, на ходу зализывая ранки, маленькие, но глубокие. Мы правильно идём? — время от времени спрашивал Юра, и она молча кивала. Идти приходилось без отдыха, только на ходу можно было согреться, минутная остановка приводила к тому, что холод забирался в спину, в колени, высасывал силы. И бежать не получалось, не хватало кислорода, лёгкие сразу же начинало жечь и колоть. На ходу они делали по глотку сначала водки, а когда водка кончилась, то самогона, воняющего сивухой и машинным маслом, но зато чертовски крепкого, заедали вонь кусочком сала — и продолжали идти, идти, идти. И уже непонятно было, от чего отключается мозг — от усталости или от сивушных паров…

Но ноги шли.

Несколько раз вблизи тропы они видели мертвецов, нормальных мёртвых мертвецов, которые никуда не торопились. Кто-то лежал на боку, кто-то сидел, опершись спиной о камень. Мертвецы были просто особенностью пейзажа, не более.

Ноги шли.

Такое случается при подъёме в горы: телу вдруг становится всё равно, и холод и усталость не чувствуются, потому что уже перешли предел, и клапан сорвало, и ничего не страшно, потому что ни лучше, ни хуже быть просто не может, и ты идёшь, пока не рухнешь, и лишь рассудок сможет велеть остановиться…

И когда впереди, совсем рядом, вдруг встала белая стена, Юра долго не мог понять, что это такое.

— Туман, — сказала Эля.

— Что?

— Туман.

— Где?

— Да вот же.

— Точно. Пойдём быстрее, там, наверное, тепло.

— Мы уже близко, — сказала Эля и вдруг замерла.

— Что?

— Не знаю. Что-то происходит… не могу понять…

Туман нахлынул и поглотил их.

Он был тёплый и сырой и пах прелыми листьями. Сразу захватило дыхание и сбилось с ритма сердце — как от страшной высоты.

— Руку, — сказал Юра, но Эллина ледяная ручка ткнулась в его пальцы за секунду до этого. — Не отпускайся.

— Ни за что.

— Куда нам? — спросил он — и вдруг понял, что снова видит дорогу. Светящаяся полоса, пусть еле различимая, вела из-под ног вперёд и чуть вправо.

Куда намм? Куданаммм? — как будто эхо, но не то, которое слышишь ухом.