Спиноза - [5]
Мальчика радовало, что к некоторым библейским текстам имеются критические замечания философа и поэта Ибн Эзры4. Хотя они и написаны туманным языком, все же в них проскальзывает верная мысль о том, что «священные письмена» не более чем обычные книги, которые составлялись в течение многих веков при участии людей различного склада ума, разумения и темперамента.
Спиноза мог часами просиживать над какой-либо криптограммой Ибн Эзры, стараясь разгадать ее тайный смысл. И в какой восторг приходил юноша Барух, когда ему удавалось понять мысль Ибн Эзры, этого «человека свободного ума и незаурядной эрудиции», понять содержание его замысловатых слов!
В своей ученической тетрадке Барух записал: «Общее правило толкования Писания таково: не приписывать Писанию ничего, чего мы не усмотрели бы самым ясным образом из его истории. Что мы знаем об истории и, скажем, авторе Пятикнижия? Таковым все считают Моисея. Ибн Эзра из всех, кого я читал, обратил внимание на этот предрассудок. Он не осмелился открыто высказать свою мысль, но посмел только указать на это в довольно темных словах. Не побоюсь представить это яснее и показать самый предмет очевидным образом».
Поведение Баруха было безупречным. Он аккуратно посещал «Эц-хаим», вовремя готовил уроки, ходил на богослужения и выполнял требования религиозного закона. В училище он слыл илуем5. Отец, сестры Ревекка и Мириам не могли нарадоваться на своего Баруха. Илуй — шутка ли! Родные при нем не говорили, что он очень одаренный ребенок, но в его отсутствие Михоэл напоминал: «С Барухом повнимательнее, ведь он илуй!»
24 ноября 1645 года Баруху исполнилось тринадцать лет. Согласно древнему обычаю в тринадцать лет мальчик становится «Бар-мицва», то есть достигает религиозного совершеннолетия. «Бар-мицва» отмечается весьма торжественно, и отец тринадцатилетнего в присутствии народа читает молитву: «Благословен тот, кто снял с меня ответственность за это дитя». Отныне и вовек сам «Бар-мицва» несет полную ответственность перед господом богом за свои деяния и поступки.
Михоэл Спиноза был спокоен за своего сына: его илуй будет примером благочестия и добродетели, станет «светочем во Израиле». В день «Бар-мицва» Баруха он созвал много людей: старейшин общины, учителей «Эц-хаим», товарищей сына, родных и друзей.
Шумно и весело было в этот вечер в доме Спинозы.
Кто-то запел популярную испано-еврейскую альбораду:
Мальчуганы из училища разыграли нечто вроде пурим-шпила6.
В зале появилась ватага ребят, разодетых в удивительные костюмы и вооруженных самодельными музыкальными инструментами. То было комическое шествие в стиле староиспанской королевской дефилиады. Впереди шагали музыканты: барабанщик, который бил по козлиной коже, натянутой на бочкообразный цилиндр, и флейтист, играющий на дуде; а посреди шествия шли два гранда: один был одет в красное, другой — в зеленое. У обоих — деревянные шпаги. Далее следовали король и королева в бумажных коронах, а за ними — два пажа, несущие шлейфы, и много ребят.
Раздалась барабанная дробь, к которой вскоре присоединились звуки флейты. Комедианты, обращаясь к Баруху, провозгласили: «Добрый вечер, сеньор!» Спиноза, улыбаясь, ответил им: «Добрый вечер, друзья!» Представление началось. В действие вступили гранды. Первый гранд нараспев продекламировал:
Ребята изо всех сил закричали: «Баруху виват, виват!»
Вступил в игру второй гранд. Чистым детским голоском он спел:
Пурим-шпил тянулся довольно долго. Взрослые и те были захвачены детской непосредственностью, с которой была разыграна комедия.
Настал час трапезы. Все поднялись, чтобы совершить омовение. Ревекка каждому из гостей подносила большой серебряный таз для омовения рук. Затем все расселись вокруг большого стола, на котором была разостлана «субботняя», расшитая цветами скатерть, были расставлены большие блюда со всякими сластями и графины с вином.
За столом, как повелевал обычай, «Бар-мицва» произнес ученую речь. Барух привел какой-то стих из Библии и сказал, что в каждой вещи надо искать ее «пшат» — ее прямой и простой смысл. И если даже согласиться с теми, кто полагает, что в словах Писания сокрыты какие-то таинственные намеки, то и в этом случае нельзя забывать, что разобраться в них способен лишь здравый рассудок.
Надо было видеть, какой успех имела его речь! Все поднялись с мест и долго рукоплескали. Гости теснились вокруг Михоэла, выражая восторг и пожимая руки. Много лестных слов услышал он о своем сыне.
В книге показана классовая функция Библии в современном мире и разоблачены попытки идеологов антикоммунизма видеть в Библии богооткровенное сочинение и духовное средство спасения мировой цивилизации. Автор рассказывает о структуре Библии, времени ее создания, о той идеологической борьбе, которая велась и ведется вокруг Библии между теологами и атеистами. Основное внимание уделяется критическому анализу мифологии и философии библейских произведений.
Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но всё же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии.
Неизданные произведения культового автора середины XX века, основоположника российского верлибра. Представленный том стихотворений и поэм 1963–1972 гг. Г. Алексеев считал своей главной Книгой. «В Книгу вошло все более или менее состоявшееся и стилистически однородное из написанного за десять лет», – отмечал автор. Но затем последовали новые тома, в том числе «Послекнижие».
Биография А Фадеева, автора «Разгрома» и «Молодой гвардии», сложна и драматична. И хотя к этой теме обращались уже многие исследователи, И. Жукову удалось написать книгу, предельно приближающую читателя к тем событиям и фактам, которые можно считать основополагающими для понимания и личности самого Фадеева, и той эпохи, с которой неразрывно связана его жизнь.
За годы работы Стэнли Кубрик завоевал себе почетное место на кинематографическом Олимпе. «Заводной апельсин», «Космическая Одиссея 2001 года», «Доктор Стрейнджлав», «С широко закрытыми глазами», «Цельнометаллическая оболочка» – этим фильмам уже давно присвоен статус культовых, а сам Кубрик при жизни получил за них множество наград, включая престижную премию «Оскар» за визуальные эффекты к «Космической Одиссее». Самого Кубрика всегда описывали как перфекциониста, отдающего всего себя работе и требующего этого от других, но был ли он таким на самом деле? Личный ассистент Кубрика, проработавший с ним больше 30 лет, раскрыл, каким на самом деле был великий режиссер – как работал, о чем думал и мечтал, как относился к другим.
Содержание антологии составляют переводы автобиографических текстов, снабженные комментариями об их авторах. Некоторые из этих авторов хорошо известны читателям (Аврелий Августин, Мишель Монтень, Жан-Жак Руссо), но с большинством из них читатели встретятся впервые. Книга включает также введение, анализирующее «автобиографический поворот» в истории детства, вводные статьи к каждой из частей, рассматривающие особенности рассказов о детстве в разные эпохи, и краткое заключение, в котором отмечается появление принципиально новых представлений о детстве в начале XIX века.
Николай Гаврилович Славянов вошел в историю русской науки и техники как изобретатель электрической дуговой сварки металлов. Основные положения электрической сварки, разработанные Славяновым в 1888–1890 годах прошлого столетия, не устарели и в наше время.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.