Спи, милый принц - [14]

— Что ж, более чем возможно, — задумчиво произнес Пауэрскорт, — а может быть, он просто не способен жить, довольствуясь своими доходами. Не думаю, что Дейзи Брук обходится дешево. Но есть и еще кое-что. Роузбери сказал мне, что лет двенадцать-тринадцать назад принца Эдди и его младшего брата, принца Георга, отправили в кругосветное путешествие, продлившееся целых два года.

— И существуют предположения, что это было связано с каким-то скандалом?

— Роузбери ничего такого не помнит. Однако он обещал все для меня выяснить. Это означает, что он, скорее всего, расспросит самого первого морского лорда[10]. Однако я должен составить ответ личному королевскому секретарю.

— А ты способен сделать этот ответ столь же напыщенным, Фрэнсис?

— Дай попробовать, Джонни, просто дай мне попробовать.

«Дорогой сэр Уильям, — начал писать Пауэрскорт, усевшись за столик у окна — внизу, на Сент-Джеймсской площади, уже зажигались фонари. — Благодарю Вас за Ваше письмо от 21-го с. г. С сожалением должен уведомить Вас, что не имею привычки доверять бумаге возможные направления расследования. Подобного рода документы обладают обыкновением рано или поздно попадать не в те руки. Насколько мне известно, Ваше учреждение также придерживается мер предосторожности подобного рода. Я, разумеется, буду лишь счастлив появиться у Вас в удобное для Вас время и обсудить с Вами и Вашими коллегами все вопросы. Мне очень хотелось бы, чтобы вопросы эти были урегулированы должным образом».

— Ну как, Джонни, достаточно напыщенно?

— Не думаю, что этот твой Сутер узнал бы напыщенность, даже если б она подошла к нему и погладила по головке. Он просто пропитан ею, Фрэнсис. Замаринован в напыщенности.

— Знаешь, — Пауэрскорт, слушая друга, рассмеялся, — надо бы попробовать выяснить, не разрешат ли мне, в виде особого исключения, выдвинуть мой меморандум на присуждение «Премии Сутера» за этот год.

Трафальгарская площадь была переполнена. Движение здесь сгустилось настолько, что в конечном счете все до единого экипажи, повозки, кареты и кебы застыли на месте. У фонтана громоздился мебельный фургон, начинка коего вывалилась на землю, и лев Ландсира[11] изумленно взирал на нее.

Ожидая леди Люси в портике Национальной галереи, Пауэрскорт гадал, не настанет ли когда-нибудь день, в который и весь Лондон застынет на месте. Высоко на своей колонне, чей цоколь украшался голубиным пометом, — подобно тому, как паруса больших кораблей украшались некогда круглыми дырами от ядер, — Горацио Нельсон, не обращая внимания на хаос внизу, неотрывно вглядывался в Биг Бена, в Парламентскую площадь и в реку, которая могла бы унести его вдаль.

Затем она оказалась вдруг рядом, леди Люси Гамильтон, выглядевшая в своем сером наряде скромно и сдержанно, — лишь на голове ее сидела слегка залихватская розовая шляпка. Шляпка внушила леди Люси сомнения уже при ее примерке. Не чересчур ли она легкомысленна? Не слишком ли нарочита для утреннего рандеву, цель которого — посмотреть картины в Национальной галерее? Розовая. Модная, разумеется, тут и говорить не о чем, и определенно подчеркивающая синеву ее глаз. Ну ладно, подумала леди Люси, если я так и буду переминаться у зеркала, то наверняка опоздаю.

— С добрым утром, леди Люси, — Пауэрскорт с удовольствием оторвался от созерцания наружного хаоса, царившего на площади. Глядя на леди Люси, столь очаровательную, приветливо улыбавшуюся, он подумал, что хаос этот того и гляди сменится другим, внутренним. — Войдем? Что бы вы желали увидеть сегодня?

— У вас есть любимцы, которых вам хотелось бы навестить, лорд Фрэнсис?

Мимо проскочила стайка студентов — альбомы для эскизов в руках, карандаши, торчащие из карманов.

— Ну, я с удовольствием взглянул бы на парочку Рафаэлей. Вам по душе Рафаэль, леди Люси?

— О да, по душе, — она широко улыбнулась Пауэрскорту и снова вспомнила о шляпке. — Но я бы посмотрела еще и на Тернера.

За пышной святой Екатериной, извивы одежд которой отвечали изгибу ее рук, последовала строгая рафаэлева Мадонна с колоннами и парой невнятных святых по сторонам от нее.

— Вам не кажется, лорд Фрэнсис, что где-то имелись правила насчет того, как должны выглядеть все эти святые? Не думаете ли вы, что существовало подобие руководства для художников, доступное, разумеется, лишь немногим избранным, и в нем говорилось, что святой Иероним должен быть неизменно печальным, а святой Варфоломей — веселым? Я вот знаю, что святой Себастьян всегда утыкан противными стрелами, а четыре евангелиста никак не допишут каждый свою книгу, но как насчет остальных?

— Очень интересная мысль, леди Люси. Должен признаться, ответ мне не известен.

За спиной их послышался грохот колес. По галерее катили на тележке портрет какого-то написанного в полный рост господина семнадцатого столетия. Господин этот был мрачен — весь в черном, с Библией в руке и собачкой у ноги. За тележкой семенил озабоченный смотритель, то и дело повторявший возчикам наставления о том, что тележку надлежит везти помедленнее, не забывая при этом о неровностях пола.

— Куда повезли этого голландского господина? Уж не выбросить ли они его собрались, как по-вашему? — прошептала леди Люси, когда странный кортеж проследовал в нескольких футах от них.