Спеши вниз - [89]

— Эти молодчики, — сокрушенно заявил мистер Фраш, — готовы стянуть медяк из кружки слепца.

— Да еще перерезать поводок его собаки, — визгливо подхихикнул Фроулиш: он явно нервничал.

— Ладно, придержите язык, Эдвин, — строго поглядел на него мистер Фраш. — Мы еще не занялись шутками. А когда займемся, нечего выуживать их из Ноева ковчега.

— Это не шутка, я это вполне серьезно, — оправдывался Фроулиш.

— Ну, так за дело, — сказал мистер Фраш. — Тема очередной передачи — уход за грудным младенцем. Полагаю, что нам потребуются шутки примерно в такой пропорции: пять традиционно-вульгарного типа, о пеленках и тому подобное, затем я бы хотел дюжину о необычайной сообразительности старшего ребенка, предоставленного самому себе в отсутствие родителей; пять — пререкания супругов перед уходом из дому. Из остальных двадцати двух — шестнадцать о злоключениях старшего из ребят с младенцем на руках, но только чтобы не повторялись пеленки. Я разумею трудности кормления, взаимное непонимание младенцев, что-нибудь в таком роде, по этой линии, ну, а последние полдюжины на общие темы. Не надо стопроцентничать.

— А можно ввернуть что-нибудь о кормлении грудью? — спросил кто-то.

— Абсолютно исключается, — веско отрезал мистер Фраш. — Помните, нам надо беречь нашу репутацию.

— Вы, надеюсь, включите три обычные высокоинтеллектуальные шутки? — осведомился человек в бархатной куртке и с лохматой бородой.

— Это наш универсант, — прошептал Фроулиш на ухо Чарлзу. — Итон и Тринити-колледж.

— Ну-с, включайте магнитофон и начнем, — сказал мистер Фраш.

Один из семерых подошел к стене и включил магнитофон. Прежде чем сесть на место, он достал из буфета бутылку виски и семь стаканов и налил всем по изрядной порции.

— Приготовились? Начали! — с неожиданным темпераментом взревел Теренс Фреш.

И сразу же студия превратилась в бедлам. Каждый старался перекричать остальных, и голоса то вздымались, то опадали, как набегающая волна. Кто пил, кто расплескивал виски, сминая папиросные окурки о красное дерево стола. Обрывки бессвязных неоконченных фраз отдавались по всей комнате. Все это было для Чарлза настолько неожиданно, что первые десять минут он никак не мог попасть в тон и тупо присматривался к гримасничающим физиономиям своих новых коллег. Сцена была достойна карандаша Уильяма Блэйка.[17] Фроулиш опять натянул на лоб свою резинку и заткнул за нее длинные ровные полоски из красной промокашки, которая лежала перед ним и которую он тут же растерзал. Он напоминал теперь фантастическую вакханку, увенчанную гирляндой из кровавых змей.

— Нашел! — кричал он. — При первых же неполадках с младенцем старший ребенок настраивается на американскую волну и принимает рекламную передачу о пеленках. Комментарии старшего ребенка и реклама вперемешку. Пенится ли рот у младенца, когда вы ему чистите зубы? Огорчают ли вас морщины на его лице? Сам разглаживай свои морщины. Их у меня еще нет, заявляет малыш. Что-нибудь в таком роде.

В общем оглушительном реве никто не слушал его выдумки. Бледный от ярости и унижения, Фроулиш затявкал, как морской лев.

— Пел Ёнки был поэт восемнадцатого века, — дудел универсант. — Непременно используйте.

Внезапно Чарлз почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Вцепившись в ручки своего кресла, он нелепым лающим голосом, которого сам не узнавал, начал изрыгать чудовищные по глупости шутки. Несуразные остроты одна другой шаблонней и нелепей непроизвольно соскакивали с перебудораженных полок архива его памяти. Его ударило в пот, и он сразу весь взмок. Шум все усиливался. Даже величественный мистер Фраш сорвал с себя воротничок и галстук, и волосы у него свесились на лицо. Чарлз чувствовал, что мозг его скоро не выдержит и взорвется. Среди заключительного залпа вскриков, кашля и судорожного хохота он сбросил пиджак и, свернув в трубку первую попавшуюся газету, стал колотить ею по голове и плечом обалдевшего универсанта.

— Ладно! Хватит! — вдруг закричал мистер Фраш, покрывая всех своим голосом командующего на параде. Наступило молчание. — Приступим к редактированию.

Все спокойно расселись по своим местам, спуская рукава сорочек, надевая снятые пиджаки и нацепляя очки. Фроулиш стянул со лба резинку, полоски красной промокашки разлетелись по всему столу, и он начал собирать и комкать их нервным движением своих коротких пальцев. Поймав многозначительный взгляд мистера Фраша, он сдержал себя и утихомирился.

Тот же человек, который включил магнитофон, теперь выключил его. Среди наступившего молчания и покоя все принялись за работу.

Кончилась осень, наступила зима. Самые желтые, самые упорные листья были сорваны со своих якорей октябрьскими шквалами и усеяли мокрые мостовые, как слезы, отряхнутые с древа печали. Чарлз сидел перед электрическим камином в гостиной своей новой квартиры и смотрел на мистера Блирни, расположившегося по ту сторону камина.

— Очень милое помещение, коллега, — одобрительно хрипел мистер Блирни. — Как раз, что надо. Вам повезло и как раз вовремя, не правда ли?

— Да, упал на все четыре лапы, — согласился Чарлз.

— Четыре лапы! — отозвался мистер Блирни с напускным возмущением. — А ничего лучше для всего этого вы не могли придумать?