Spero - [30]

– Но… почему?

– Думаю, не был уверен, что сможет оборвать свою жизнь самостоятельно. Камнедробилка – надежнее.

Гримберт мотнул головой.

– Я не про это. Почему он сделал это? Он и… они все.

Берхард задумчиво цыкнул зубом. Несмотря на свой возраст и вес, он так легко шагал, что, стоило ему увлечься, мгновенно обгонял Гримберта, как молодой сильный жеребец обгоняет едва плетущегося старого мерина.

– Иные в Бра говорят, запах там этот не случайно был. Какие-то особо паскудные подземные газы ум им застили. А еще болтают, мол, увидели они блеск звезды Полыни, отразившийся от туч, вот и… Только вот ерунда все это. Не было никакой звезды и подземных газов не было. А лук… Просто померещилось, наверно.

– А что было?

Берхард, судя по звуку, встряхнул головой. Как встряхивает лошадь, пытаясь изгнать угодившую в ухо мошку.

– Пустое, наверно, да только мне все равно запомнилось. Тот рудокоп, что умирал на моих руках… Он успел сказать еще кое-что, прежде чем дух испустил. Но только я обычно этого не рассказываю, даже когда мне наливают во «Вдове Палача» лишнюю кружку. Я спросил, не боится ли он за свою бессмертную душу за то, что учинил все это. А он… Его переломанные зубы стучали так, точно он пытался уцепить ими отлетающую душу, череп, едва не расползающийся на части, с лопнувшими глазницами, дребезжал, когда он вздрагивал. Но в тот миг, мессир, он вдруг улыбнулся. Так, что заскрежетали все кости в его теле. Улыбнулся и сказал… Кхм… «Это уже неважно. Потому что мы присягнули Князю Желчи, а грязно-медный колокол в толще земли пробил уже трижды…»

– Что? Что это значит?

Берхард ухмыльнулся.

– Представления не имею. Но всякий раз, когда я вспоминаю или произношу эти слова, у меня во рту делается такой смрад, будто выхлебал горшок собачьей мочи.

– Ты выдумал эту историю, – изнемогая от холода, выдавил из себя Гримберт. – Нарочно выдумал, чтобы напугать меня, ведь так?

Еще одна усмешка. «Черт возьми, – подумал Гримберт, – если этими усмешками Берхард экономит слова, то уже должен был заработать на этом целое состояние».

– Иногда страх – это единственное чувство, которое гонит кровь, мессир, не позволяя телу замерзнуть. Хорошее топливо, оно работает даже тогда, когда бесполезны прочие – отвага, упрямство, честь и прочие сорта. Как знать, может, я и придумал все это, пока наблюдал, как ты ползешь, точно полудохлый гусь.

Злость. Вот что даст фору самому высокооктановому топливу. Гримберт знал это доподлинно. Тело не стало легче. Бьющий в лицо ледяной ветер не сделался ни мягче, ни теплее, он, как и раньше, напоминал плети из колючей проволоки, полосующие кожу. Но крупицы злости, сгоравшие в крови, на каком-то невидимом циферблате отодвинули ту линию, которая означала отказ всех бортовых систем и прекращение функционирования. Тот предел, на котором его тело, потеряв чувствительность, рухнет в снег и больше уже не поднимется. Может, отодвинули всего на волос, но и этого хватило.

– Значит, остановимся на Сучьем Кряжу? – выдохнул он, ощущая, как проклятый холод забирается в глотку, стоит лишь разомкнуть зубы.

Берхард лишь пренебрежительно фыркнул:

– Ну уж нет. На Сучьем Кряжу, конечно, всякая чертовщина творится, но желающих ночевать там нету. Да и выбросы серы отчаянные, нахлебаться можно так, что ноги не уволочешь. Нет уж, мессир. Обойдем Кряж по правому плечу, скинем по балочке три-четыре арпана[12] вниз, а там и к Чертову Палаццо подойдем. Расположимся там на ночлег. Не замок рыцарский, конечно, как ты привык, но хотя бы мясо с кости проклятым ветром не сдувает…

– Что еще за палаццо?

– Хижина, мессир. Даже не хижина, а больше укрытие от непогоды, но стены и крыша там имеются, а это уже немало. К тому же имеется печурка и, если совсем повезет, малый запас угля. Может, не княжеские хоромы, но за ночь не околеем. И места там порядочно, не то что двое, полдюжины влезут. Да и пожрать нам не помешает, пожалуй, эти чертовы горы страсть как разжигают аппетит. Я распоряжусь, чтобы слуги подготовили ваши покои. Чем вам угодно ужинать сегодня, мессир?

– Брезаола[13] с сыром «Грана Падано». Цельный молочный поросенок, запеченный с маринованным чесноком. Пирог с миндальным кремом. И бутылку «Чинзано Россо» минимум восьмилетней выдержки.

Берхард хохотнул.

– Я дам тебе половину старого сухаря, если не сдохнешь по пути. Ну и паршивый же ты ходок, мессир, уж не в обиду тебе сказано. Ты уж не обижайся, только едва ли ты дойдешь до Бледного Пальца. Ты и следующий-то день едва ли переживешь. Я-то знаю, как горы силы высасывают, а ты и сейчас совсем плох…

Гримберт собрал крупицы злости воедино. Окислившиеся кислородом, несущимся в крови, они дали вспышку тепла достаточную, чтобы нога, которую он уже почти не ощущал, словно вмерзшая в проклятый камень и сделавшаяся его частью, с треском поднялась, сбрасывая с себя наледь.

– Лучше проследи, чтобы этот сухарь был подан на серебряной тарелке, иначе я и пальцем к нему не притронусь.

* * *

Но насладиться уютом Палаццо им так и не довелось. Берхард, спокойно шедший впереди, вдруг резко остановился, чего с ним обычно не бывало. Скрип его зубов был столь отчетливым, что был слышен даже за визгом обезумевшего ветра.