Сперматозоиды - [43]
П — буква, просто буква, встреваю я; нет, П — турник, смеется Сана и легко делает на нем «солнышко».
[иллюзион]
Они идут от Проспекта Мира в направлении Сухаревки, — а там уж недалеко до Китая, в котором — надоба. Одна из них, та, что постарше, в черном длинном пальто, и пахнет духами. Другая — та, что помоложе, в короткой кожаной куртке, и духами не пахнет. Обе оживленно жестикулируют, то и дело случайно касаясь друг друга. Иногда им удается наступить на какого-нибудь прохожего, и тогда та, что постарше, начинает извиняться:
О, простите бога ради!
Чего это ты такая вежливая? — вскидывает бровь та, что помоложе.
Вежливая? А что, раньше такой не была?
Как сказать… — маленькая поднимает голову к небу. — Но вот этого вот «простите бога ради» я от тебя не слышала. Оно и звучит как-то фальшиво.
Фальшиво? — смущается та, что постарше. — Но чем же?
Не знаю, я часто не могу объяснить того, что чувствую, — та, что помоложе, легко перепрыгивает лужицу. — А ты?
А мне кажется, будто я теперь всё-всё могу объяснить, — отводит грустный взгляд большая.
Всё-всё? Но это же так скучно! Как же ты живешь? — удивляется попрыгунья.
По-разному, — увиливает та, что пахнет духами.
Расскажи, надо же мне иметь хоть какое-то представление о… — та, что не пахнет духами, останавливается на полуслове и пристально смотрит в глаза другой.
Рассказать? А ты не испугаешься? Тебе-то самой не станет скучно? — полы ее длинного пальто подхватывает ветер, обнажая стройные ноги.
А чего бояться? — смеется девчонка и, вставая на самокат, едет до перекрестка.
Откуда у тебя самокат? — спрашивает Сана.
А откуда у тебя такая сумка? — спрашивает Саночка и тянет ее на себя.
Из бутика, — Сану начинает раздражать девчонка, цепляющаяся за ее сумку. — Кончай!
Кончать в столь людном месте, доводя до сумасшествия несчастных зомби, вышагивающих по улицам, телесными судорогами? А как же пристойность? — хохочет Саночка.
Что ты о себе такое думаешь? Типа, «без комплексов»? — Сана хмурит лоб, и кажется старше лет на семь.
Не морщи лоб, а то тебе все сорок дать можно! — Саночка перестает смеяться и шепчет: — Прости.
За что, чудовище? — улыбается, как ни в чем не бывало, Сана.
За оргазм, за что же! Ты-то его давно не испытывала! — Саночка чуть подталкивает ее.
Откуда такая осведомленность? — приостанавливается Сана.
По тебе видно, — ковыряет в носу Саночка. — Замороченная ты.
Дурында, — Сана убыстряет шаг, но девчонка бежит за ней, поскуливая: — Ну ладно те, не буду так больше, давай сначала? — а в глазах — зайцы солнечные с ума сходят.
Давай, — соглашается Сана: так они снова переносятся к художественному салону на Проспект Мира.
О, простите бога ради! — наступает Сана ей на ногу.
Чего это ты такая вежливая? — вскидывает бровь Саночка.
Вежливая? А что, раньше такой не была?
Как сказать… — Саночка поднимает голову к небу. — Но вот этого вот «простите бога ради» я от тебя не слышала. Оно и звучит как-то фальшиво.
Фальшиво? — смущается Сана. — Но чем же?
Не знаю, я часто не могу объяснить того, что чувствую, — Саночка легко прыгает через лужу. — А ты?
Я? Я, наверное, тоже, — Сана лужу обходит. — Знаешь, я, наверное, лет тысячу мечтаю выспаться.
Тысячу? Но тебе же тридцать семь! — наклоняет голову Саночка.
Это только кажется! На самом деле мне тысяча…
Надо же, я и не подозревала, что в таком возрасте можно так здорово сохраниться! А может ты просто мумия?
Как ты догадалась? Конечно, ну конечно же, я — мумия, — будто найдя ответ на давно мучавший вопрос, Сана широко распахивает глаза. — Мумия! У меня же нет ни мозгов, ни внутренностей, одна оболочка!
Везет тебе, — с завистью смотрит на нее Саночка. — А как делают мумии?
О, это целое искусство! Сначала у меня вынули железным крючком мозг через ноздри и влили туда специальную жидкость.
Зачем?
Как зачем? Для размягчения остатков. Потом вынули внутренности, а полости тела вымочили в пальмовом вине.
Везет! Пальмовое вино!
Потом меня набили тканями, пропитанными канифолью — при охлаждении те, если ты помнишь, твердеют.
Не помню…
А после этого меня на два с лишним месяца засунули в раствор натуральной соды, и только через семьдесят дней вымыли и завернули в хлопковые бинты: все они были в клейкой густой канифоли, я помню…
И?..
Что — «и»?… В саван завернули, вот что «и».
М-да… кажется, ты неплохо изучила историю Древнего Египта, подруга.
Да, было интересно, — улыбается Сана. — Я раньше
"Секс является одной из девяти причин для реинкарнации. Остальные восемь не важны," — иронизировал Джордж Бернс: проверить, была ли в его шутке доля правды, мы едва ли сумеем. Однако проникнуть в святая святых — "искусство спальни" — можем. В этой книге собраны очень разные — как почти целомудренные, так и весьма откровенные тексты современных писателей, чье творчество объединяет предельная искренность, отсутствие комплексов и литературная дерзость: она-то и дает пищу для ума и тела, она-то и превращает "обычное", казалось бы, соитие в акт любви или ее антоним.
Наталья Рубанова беспощадна: описывая «жизнь как она есть», с читателем не церемонится – ее «острые опыты» крайне неженственны, а саркастичная интонация порой обескураживает и циников. Модернистская многослойность не является самоцелью: кризис середины жизни, офисное и любовное рабство, Москва, не верящая слезам – добро пожаловать в ад! Стиль одного из самых неординарных прозаиков поколения тридцатилетних весьма самобытен, и если вы однажды «подсели» на эти тексты, то едва ли откажетесь от новой дозы фирменного их яда.
![Здравствуйте, доктор! Записки пациентов [антология]](/storage/book-covers/f6/f6729745473123ff83797bda5246a4be171dc1b3.jpg)
В этом сборнике очень разные писатели рассказывают о своих столкновениях с суровым миром болезней, врачей и больниц. Оптимистично, грустно, иронично, тревожно, странно — по-разному. Но все без исключения — запредельно искренне. В этих повестях и рассказах много боли и много надежды, ощущение края, обостренное чувство остроты момента и отчаянное желание жить. Читая их, начинаешь по-новому ценить каждое мгновение, обретаешь сначала мрачноватый и очищающий катарсис, а потом необыкновенное облегчение, которые только и способны подарить нам медицина и проникновенная история чуткого, наблюдательного и бесстрашного рассказчика.
Молодой московский прозаик Наталья Рубанова обратила на себя внимание яркими журнальными публикациями. «Коллекция нефункциональных мужчин» — тщательно обоснованный беспощадный приговор не только нынешним горе-самцам, но и принимающей их «ухаживания» современной интеллектуалке.Если вы не боитесь, что вас возьмут за шиворот, подведут к зеркалу и покажут самого себя, то эта книга для вас. Проза, балансирующая между «измами», сюжеты, не отягощенные штампами. То, в чем мы боимся себе признаться.
Александр Иличевский отзывается о прозе Натальи Рубановой так: «Язык просто феерический, в том смысле, что взрывной, ясный, все время говорящий, рассказывающий, любящий, преследующий, точный, прозрачный, бешеный, ничего лишнего, — и вот удивительно: с одной стороны вроде бы сказовый, а с другой — ничего подобного, яростный и несущийся. То есть — Hats off!»Персонажей Натальи Рубановой объединяет одно: стремление найти любовь, но их чувства «короткометражные», хотя и не менее сильные: как не сойти с ума, когда твоя жена-художница влюбляется в собственную натурщицу или что делать, если встречаешь на ялтинской набережной самого Моцарта.
«Пелевин в юбке»: сюжет вольно отталкивается от кэрролловской «Алисы в Стране Чудес», переплетаясь с реалиями столичной жизни конца прошлого века и с осовремененной подачей «Тибетской книги мертвых»: главная героиня – Анфиса – путешествует по загробному миру, высмеивая смерть. Место действия – Москва, Одесса, Ленинград, запущенные пригороды. В книге существует «первое реальное время» и «второе реальное время». Первое реальное время – гротескные события, происходящие с Анфисой и ее окружением ежедневно, второе реальное время – события, также происходящие с Анфисой ежедневно, но в другом измерении: девушка видит и слышит то, чего не слышат другие. Сама Анфиса – студентка-пятикурсница, отбывающая своеобразный «срок» на одном из скучнейших факультетов некоего столичного института, который она называет «инститам».
Эссе и публицистика разных лет, основанные на реальных событиях, а также детские рассказы по мотивам жизни автора и членов ее семьи.
Все шесть пьес книги задуманы как феерии и фантазии. Действие пьес происходит в наши дни. Одноактные пьесы предлагаются для антрепризы.
Я набираю полное лукошко звезд. До самого рассвета я любуюсь ими, поминутно трогая руками, упиваясь их теплом и красотою комнаты, полностью освещаемой моим сиюминутным урожаем. На рассвете они исчезают. Так я засыпаю, не успев ни с кем поделиться тем, что для меня дороже и милее всего на свете.
В становье возле Дона автор встретил десятилетнего мальчика — беженца из разбомбленного Донбасса.
Много ли надо человеку? Особенно на старости лет. У автора свое мнение об этом…
«Покойная моя тетушка Анна Алексеевна любила песни душевные, сердечные. Но вот одну песню она никак не могла полностью спеть, забыв начало. А просила душа именно этой песни».