Сперанца - [3]
Странный выдался день. Утро было погожее, к полудню же стало пасмурно и поднялся сильный ветер, потом опять распогодилось. Но вот на севере небо совсем заволокло тучами и снова подул сильный, резкий ветер.
На дамбе — никого.
Цван с силой толкал тачку, борясь с ветром, налетавшим сбоку.
Он дошел до изгиба дамбы и за барьером тополей увидел зеленую низину, вдалеке — сарай для инструментов, служивший батракам также убежищем в случае внезапной непогоды.
Там, внизу, были люди.
Цван громко окликнул их, приложив руки ко рту рупором, но ветер унес его крик.
Он пустился бежать. Северный ветер сбивал его с ног, и на бугристой, сухой и твердой земле тачка катилась вкривь и вкось. Но Цван не убавлял шага. Он уже различал фигуры людей возле сарая. Все это были женщины; они стояли у входа и заглядывали внутрь.
Ему понадобилось добрых полчаса, чтобы добраться до хибарки.
Только когда он был от нее всего в нескольких метрах, женщины услышали его голос.
— Вот, прости господи! — крикнул он, обливаясь потом. — Битый час ору. Могли бы прийти к нам домой и сказать. Мы от акушерки узнали…
— А где ж она сама, акушерка-то? Вот уже два часа, как мы ее ждем. За ней первой было послано. Потом, когда мы поняли, что Розе с места не сойти, мы еще за Берто и за доктором послали. Но пока никого не видать. А Розе плохо. Только что тут объездчик проехал на велосипеде, так мы и ему наказали, чтоб съездил за доктором… Но он не больно-то всполошился. «Беспокоиться, говорит, нечего: Мори — они что лягушки, у них все на болоте рождаются». Но Розе и вправду худо…
Порывистый ветер завывал все сильнее. Всякий раз, как налетал новый шквал, тополя пригибались к земле, как мальчишки, когда хотят увернуться от подзатыльника. Дощатый сарай скрипел.
Цван растерялся.
Берто, его сын, был далеко — он работал на тракторе, — и на старика, как на единственного мужчину в доме, падала вся ответственность.
— Я Розу здесь не оставлю… Тем более, раз ей плохо… Да еще в такую погоду…
— Как же вы ее теперь повезете? У нее то и дело схватки. Вся напружилась, одеревенела, глаза закатила и продохнуть не может. И потом, на чем вы ее повезете? На тачке, без матраца, без одеяла?
Цван был смущен. Об этом он не подумал.
Старая женщина обернулась к нему и сухо сказала:
— Пока доктор не посмотрит, нельзя ее трогать.
— А если он не приедет? Почему вы не позвали старого доктора? Он бы сразу приехал. Он бы нас в беде не оставил. Но, главное, почему вы нам не сказали? Сейчас Роза была бы уже в постели…
— Все одно, тут она и была бы, а не в постели. А что не сказали, так уж известно: от Минги в таком деле помощи не жди…
Но до старого доктора уже дошел слух о женщине, у которой начались схватки на краю болота, и ему сказали, что новый врач в отъезде… И вот он приехал вместо него.
— Он самый! — крикнула девушка с глазами ящерицы.
Цван обернулся. У него отлегло от сердца.
К дамбе подъезжала двуколка его старого друга. Цвану хотелось побежать ему навстречу и молить его, чтобы он спас Розу, но ноги вдруг словно свинцом налились и приросли к земле.
Глава третья
Голос врача, погонявшего лошадь, слышался теперь совсем близко.
— Сюда! Вот так… Тпру-у!
Лошадь остановилась, и рука доктора легла на плечо Цвана.
— Если бы у Мори женщины перестали рожать в долине, люди подумали бы что у них приблудные дети… — Он коротко рассмеялся и быстрыми шагами направился прямо в сарай.
— Дайте пройти!
Оттуда он сразу закричал:
— Отойдите от входа, ничего не видно!
Но, видимо, тут же передумал, потому что прибавил:
— Что вы там делаете? Не можете, что ли, помочь?
Немного погодя Цван увидел, как из сарая выбежала девушка за сумкой врача, оставшейся на двуколке.
Он смутно слышал доносившиеся из сарая слова: схватки… инъекции… кровопускание… Слышал, как доктор ругался и требовал, чтобы зажгли фонарь.
Фонарь не горел, потому что одно стекло у него было разбито и ветер, врываясь сквозь неплотно пригнанные доски сарая, задувал огонь.
Свет непрестанно вспыхивал и гас. Быстро темнело, и в сгущавшихся сумерках вспышки казались сигналами бедствия.
Потом Цван увидел, как подъехала акушерка и молодой доктор.
Похоже было, что дело серьезное и что Роза с ним не справляется.
Сколько времени он так ждал?
Никогда еще, сколько Цван себя помнил, ему не было так плохо. Пот струился у него по спине, и от порывов холодного ветра старик вздрагивал, будто ему за шиворот лили ледяную воду.
Услышав крик новорожденного, Цван разжал кулаки и перевел дыхание. Он хотел встать, но для этого ему пришлось обеими руками опереться о землю.
— Мальчик или девочка?
Очевидно, он только мысленно крикнул это, потому что сам не услышал своего вопроса.
Снова раздался крик ребенка, на этот раз более пронзительный и требовательный.
«Хорошие легкие, — подумал старик и про себя улыбнулся. — Вот это голосок! Бабкина кровь!»
Из сарая больше не доносилось ни звука. Цван внезапно отдал себе в этом отчет. Он стоял от хибарки метров за двадцать и уже направился к ней, как вдруг тишину прорезал душераздирающий вопль женщин.
Он остановился, пораженный в самое сердце. Потом пошел дальше, но медленно согнув спину, словно готовясь принять удар.

Очень теплая и трогательная повесть о жизни городской бедноты в послевоенной Италии. Середина XX века, маленький двор, где все друг друга знают. Грузчики, прачки, сапожники, гладильщицы, пенсионеры, пытающаяся хоть как-то заработать молодежь… Горести и радости совсем простых людей, вынужденных прозябать в нищете, но не растерявших человеческое достоинство и чувство юмора. Но однажды на их дворик обрушивается по-настоящему большая беда…

Мы путешествуем на лазерной снежинке души, без билета, на ощупь. Туда, где небо сходится с морем, где море сходится с небом. Через мосты и тоннели, другие города, иную речь, гостиницы грез, полустанки любви… – до самого горизонта. И обратно. К счастливым окнам. Домой.«Антология Живой Литературы» (АЖЛ) – книжная серия издательства «Скифия», призванная популяризировать современную поэзию и прозу. В серии публикуются как известные, так и начинающие русскоязычные авторы со всего мира. Публикация происходит на конкурсной основе.

Вена, март 1938 года.Доктору Фрейду надо бежать из Австрии, в которой хозяйничают нацисты. Эрнест Джонс, его комментатор и биограф, договорился с британским министром внутренних дел, чтобы семья учителя, а также некоторые ученики и их близкие смогли эмигрировать в Англию и работать там.Но почему Фрейд не спешит уехать из Вены? Какая тайна содержится в письмах, без которых он категорически отказывается покинуть город? И какую роль в этой истории предстоит сыграть Мари Бонапарт – внучатой племяннице Наполеона, преданной ученице доктора Фрейда?

Михейкина Людмила Сергеевна родилась в 1955 г. в Минске. Окончила Белорусский государственный институт народного хозяйства им. В. В. Куйбышева. Автор книги повестей и рассказов «Дорогами любви», романа «Неизведанное тепло» и поэтического сборника «Такая большая короткая жизнь». Живет в Минске.Из «Наш Современник», № 11 2015.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Якову Фрейдину повезло – у него было две жизни. Первую он прожил в СССР, откуда уехал в 1977 году, а свою вторую жизнь он живёт в США, на берегу Тихого Океана в тёплом и красивом городе Сан Диего, что у мексиканской границы.В первой жизни автор занимался многими вещами: выучился на радио-инженера и получил степень кандидата наук, разрабатывал медицинские приборы, снимал кино как режиссёр и кинооператор, играл в театре, баловался в КВН, строил цвето-музыкальные установки и давал на них концерты, снимал кино-репортажи для ТВ.Во второй жизни он работал исследователем в университете, основал несколько компаний, изобрёл много полезных вещей и получил на них 60 патентов, написал две книги по-английски и множество рассказов по-русски.По его учебнику студенты во многих университетах изучают датчики.

В своей книге автор касается широкого круга тем и проблем: он говорит о смысле жизни и нравственных дилеммах, о своей еврейской семье, о детях и родителях, о поэзии и КВН, о третьей и четвертой технологических революциях, о власти и проблеме социального неравенства, о прелести и вреде пищи и о многом другом.