Спектакль - [105]

Коричневое одеяние Зои было разорвано, обнажая сгиб локтя, где виднелось место прокола, будто от укуса пчелы. Туда она вкалывала себе кровь.

Она взяла кровь Темного художника и Уго Пинчона. Кого еще? Других Озаренных?

Агнес. Жертва номер пять. Струилась ли ее кровь по этим венам? А кровь остальных жертв?

Никаких больше переливаний, никаких больше экспериментов, никаких больше смертей. Натали коснулась ранки и накрыла эту точку пальцами.

В то же мгновение она перенеслась в другое место. Она била кого-то, с силой нанося удары. Вокруг были люди. Она увидела тело, которое колотила.

Зои Клампер.

Здесь. Только что.

Натали вернулась в настоящий момент и поднялась на ноги. Симона смотрела на нее в замешательстве.

– Я коснулась ее, и пришло видение того, что сейчас случилось. С точки зрения одного из тех, кто ее забил.

Дело было не в морге.

И не в стекле.

Ее магия была связана напрямую с убийствами и телами.

Глава 51

На следующий день Le Petit Journal опубликовал письмо Зои Клампер Парижу.

Я пишу это, понимая, что меня могут поймать в любой день, и до тех пор я буду держать это при себе. Я буду добавлять на эту страницу имена Озаренных, которых лишаю жизни.

Дамиен Сальваж – сверхъестественный слух; последствие чрезмерного использования – временный звон в ушах (и я испытывала его).

Уго Пинчон – способность читать мысли последнего человека, чьей руки коснулся; последствие чрезмерного использования (то есть без пауз) – временная невозможность понимать написанное (испытывала в некоторой степени, быстро исправила).

Дамиен был верой, искусством и воображением. Я была разумом, наукой и фактами.

То, что началось как заигрывание в опиумном притоне, стало великолепным партнерством.

Я – женщина с большими возможностями благодаря моему отцу, блестящему ученому и исследователю в Университете Франции. Мой отец, глухой и немой, но гениальный, с пером в руке. Мой отец, у которого обманом выманил научные открытия этот мошенник Энар, который не обращал внимания на предостережения моего отца, что работа над магией крови не окончена, не опробована. Мой отец, который расстался с земной жизнью с помощью аконита и бокала бордо.

Я не убивала Энара. Но я заплатила кое-кому – незнакомцу, наемнику, – чтобы он лишил его жизни или убил по идейным мотивам. Насколько важным должен быть деятель, чтобы убийство его считалось идейным? Я заплатила этому человеку, чтобы он его отравил и зарезал стеклом, которое тот использовал в своих переливаниях, чтобы он разгромил его лабораторию. Нанятый мной остолоп должен был взять образцы, но ему показалось, что он кого-то услышал, и он сбежал.

О какая ирония! Дамиена не могли поймать потому, что он всегда слышал чье угодно приближение. Дважды он слышал, как кто-то подходил прямо перед тем, как он собирался похитить девушку, и он оставлял попытку.

Мало кто был настолько очарователен, как Дамиен. Последив за людьми на значительном расстоянии день-другой, он мог стать каким угодно, чтобы завоевать их доверие – чтобы заставить кого-то войти в дверь или зайти в комнату, или принять его помощь, садясь в экипаж. А так он уже делал то, что нужно для обмана, иногда с моей помощью, иногда – без. Спрашивал, как куда-то пройти. Имитировал недуг. Просил о помощи. Показывал свою мастерскую любопытной девушке. Ночь и туман были нашими самыми ценными союзниками.

Мне стоило бы ненавидеть Дамиена за принадлежность к Озаренным, но это было не так. Я его любила. Глубокий и замкнутый, злой и страстный, он был очаровательно не в себе. Его надломило еще сильнее то, что его магия стала ускользать. Ужасный звон в ушах, который он описывал как грозу внутри головы, был оборотной стороной его дара. По прошествии времени он появлялся все чаще, полнее, явственнее.

Он становился более резким. Его магия угасала и оставляла за собой пустоту, которую нечем было заполнить. Еда, напитки, я, опиум, работа по дереву, – ничто не помогало.

Я не присутствовала при убийстве первой. Мы поссорились, и я не заходила к нему почти неделю. А когда наконец зашла, он рассказал мне, что сделал с той девушкой за день до нашей встречи. «У меня было просветление в опиумном притоне, – сказал он. – И я нашел то, что дает мне почувствовать себя сверхчеловеком еще сильнее, чем слух».

Я не догадывалась, что он говорит об убийстве. «Кто хоть с каплей здравого смысла, даже в парах опиума, обратил бы внимание?» (Проницательные следователи могут узнать эти слова: я говорила их репортеру на условиях анонимности после смерти Дамиена.)

Его глаза были полны чего-то: озорства, удовлетворения, ненасытности. Он был вне себя от восторга, гордый тем, что видел ее в витрине морга.

Я разозлилась на него. Не за убийство девчонки – в Париже полно бессмысленных жизней, – а за то, что не взял ее кровь. Он лишил меня образца, избавившись так скоро от тела.

Я изучала работу отца годами и теперь обитаю в тщательно спрятанной лаборатории, которую он основал много лет назад [адрес вырезан]. Я стремлюсь усовершенствовать магию таким образом, чтобы никто не страдал так, как страдал Дамиен. Регулярные инъекции, думаю, лучше разового переливания.