— Немного детский подарок? — прошептал Джош, нагнувшись к ее уху. — Но зато производство компании Тарентона. Разве твой шеф этого не заметил?
Волосы Эллен коснулись щеки Джоша, и он вдохнул запах корицы и яблок. Правда, сейчас эти домашние запахи ассоциировались у него с голубыми глазами, обнаженными плечами и смятыми простынями.
Эллен откинулась назад, чтобы иметь возможность смотреть ему в глаза.
— Конечно, он заметил, — еле слышно ответила она. — Он сиял и был в восторге. Ты хорошо это придумал, но...
Она протянула руку к карточке, висящей на шее очаровательной зверюшки. При этом щеки у нее прелестно зарделись.
Джош не мог удержаться от улыбки. Дотронувшись до карточки, но не раскрывая ее, он наизусть произнес:
— «Дорогая, я никогда не забуду, как ты выглядела прошлой ночью с распущенными по плечам волосами. Голубые глаза, красивая нежная кожа, и вся такая сладкая. Не знаю, как я доживу до следующей ночи. Джош».
Эллен нервно провела языком по пересохшим губам и глубоко вздохнула. Она так крепко ухватилась за край стола, что у нее побелели костяшки пальцев.
— Эллен, ты все время так краснеешь? — шепотом спросил Джош.
Голубые глаза удивленно посмотрели на него.
— Просто... я не каждый день получаю такие открытки, — объяснила она. — Мистер Тарентон прочитал ее, заулыбался и теперь весь день улыбается. Одному Богу известно, что у него на уме.
— Может, он хочет пойти домой на ленч и заняться любовью с миссис Тарентон? — предположил Джош и уселся на край письменного стола, сдерживая смех.
— Не надо дразнить меня, Джош. Я не очень умею подыгрывать. Попроси меня провести семинар, или успокоить сотрудника, который не в духе, или справиться с работой, рассчитанной на двенадцать часов, за десять. Все это я могу, но вот что говорить людям, которые смотрят на меня, думая, что я провела ночь любви с мужчиной, не знаю.
— Ты занималась любовью с мужчиной, за которого выходишь замуж, — поправил ее Джош. Пальцем он приподнял ей подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. — Именно так все и думают, Эллен! Запомнила? Ради этого мы и стараемся. А твоему мистеру Тарентону скажи...
— Что же?
— В другой раз, дорогая, — прошептал Джош, при этом его губы находились у самого ее рта, а пальцы — под подбородком, — скажи ему, что слова на открытке — это послание любви, предназначенное исключительно для твоих глаз, а не на потребу публики.
— Ты считаешь, мне следует сделать замечание мистеру Тарентону? Думаешь, это поможет? — (Джош почувствовал, как под бархатистой кожей напряглись мышцы, когда Эллен с трудом сглотнула.)
— Я думаю, — продолжал Джош, стараясь не поддаваться чувствам, — что любой начальник, который полагает, что может указывать своим подчиненным, как им жить, не очень-то сам считается с общепринятыми правилами. Я написал эту открытку именно потому, что был совершенно уверен: он ее прочтет. А я хотел дать ему понять, как у нас с тобой идут дела. Но, на будущее, — Джош улыбнулся, — ты вполне можешь ему напомнить о существующих нормах поведения. Ты такой ценный сотрудник, и я сомневаюсь, что он уволит тебя, если ты попытаешься не выставлять напоказ свою личную жизнь. Подумай об этом. За ленчем, на который я тебя приглашаю. Окажешь мне честь? Нам нужно поговорить.
Эллен улыбнулась в ответ.
— Конечно. И спасибо, что не держишь меня за совершеннейшую дурочку. — Она встала, но вдруг повернулась к столу и вытащила что-то из ящика. — Чуть не забыла — это тебе.
Она немного разрумянилась и с выжидательной улыбкой смотрела на него, протягивая пакетик с домашним печеньем.
— Я вспомнила, что ты раньше был большим любителем шоколадного печенья с орехами. Я тебя угощаю. Конечно, оно не такое вкусное, как то, что мы с Пенни покупали тогда в булочной, — объясняла Эллен, пока они выходили из офиса. — Простой знак внимания — ты ведь должен извлечь из этой истории кое-что еще помимо азарта волнующей схватки, — добавила она.
Впервые за долгое время Джош потерял дар речи. Она испекла для него печенье! Но когда? Поздно ночью или рано утром — другого времени у нее не было. У него вдруг сжалось горло. Он и раньше получал подарки от женщин. И много. Женщины делали ему экстравагантные подношения, разыгрывая при этом обольщающие сцены, но они всегда ждали от него того, чего он не мог им дать. Но с этой женщиной дело обстояло по-другому: она уже имела все, что он мог предложить и что она хотела получить. И все же она вспомнила кое-что такое, о чем он сам забыл, — его привычку опорожнять содержимое банки с печеньем. Это сплошная глупость и безумие, но Эллен снова застала его врасплох. Конечно, она и сама чувствовала себя неловко и к тому же была признательна ему, а он этого вовсе не хотел. Он хотел... черт, то, что он хотел, не имело отношения к делу, потому что его тянуло прикоснуться к ней. Медленно. Много раз. Ритмичными движениями. И чтобы ему не мешала одежда, скрывавшая их нагие тела. Это чувство охватило его вчера, когда он вошел в контору и посмотрел ей в глаза. Но он уже запретил себе об этом думать. Он ведь взрослый мужчина, а не мальчишка и сможет подавить свое влечение.
