Спецназ ГРУ против басмачей - [30]

— Ну ты знаешь… Ты меня не торопи…

— Да я не тороплю, я понять хочу.

— Что ты хочешь понять?

— Мне кажется, Вы сознательно уходите от разговоров на тему о командире. Зачем-то тянете время…

Ценаев внимательно посмотрел в глаза юноши.

— Мне бы на правах старшего по званию отправить тебя на гауптвахту, но делать этого я не буду.

— Почему? Имеете полное право.

— С этим я согласен, а делать все же не буду. Давай договоримся — я сознаюсь тебе в том, что сознательно затягиваю освобождение вашего командира и своего друга и боевого товарища, а ты честно, глядя мне в глаза, скажешь, как ты бы отнесся к тому, что в процессе его освобождения пришлось бы проливать кровь?

— Что это значит? Мы солдаты спецподразделения ГРУ, проливать кровь, уж извините — наша профессия. Тем более на войне.

— Вот именно, что на войне! А мы, как видишь, не на войне. И кровь это будет не вражеская, а солдат Красной Армии. Если угодно, Ваших отцов и дедов.

— И ваших…

— Нет. Мои как раз служили и воевали по другую сторону баррикад, уж извини.

— Вы это серьезно?

— Вполне.

— Вы серьезно считаете, что все эти ряженые — и есть те, за кого сея выдают? Это был настоящий Фрунзе? Фрунзе, который умер 60 лет назад при невыясненных обстоятельствах под ножом столичного хирурга, говорят даже, по личному указанию Сталина?

— Мне самому не хочется в это верить, но это так! Как иначе объяснить наше попадание в Узбекистан из Афганистана, когда мы были уже вблизи Баграма?! Как объяснить эмира и все, что здесь происходит? Басмачей, торговцев на базаре, отсутствие телефона и электричества?! Причем там, где сегодня, и тебе это известно, все блага современной цивилизации более, чем доступны?! Практически в сердце Узбекистана! Что это, по-твоему, такое?

— Я не знаю, но преступление — верить в реальность того, что вы видите!

Оба на секунду замолчали. Каждый смотрел на своего оппонента с четким осознанием того, что дальше бегать от обстоятельства и прятать голову в песок по меньшей мере — бессмысленно. Николай разумно решил отступить.

— И что Вы планируете делать дальше?

— Мне действительно, прежде, чем приступить к решительным действиям, надо кое с кем поговорить. Но не с Энвером.

— А с кем?

— С нашими ребятами. То, что ты понял сейчас, они тоже должны понять и четко осознать. Мне важно быть уверенным в этом, чтобы в разгар операции ни у кого не дрогнула рука, случись что.

— И когда Вы намерены сделать это?

— Скорее, чем ты думаешь.

— Тогда… — Николай замялся. — Разрешите мне в город?

— Зачем это?

— Ну Вы же знаете все… — сержант стыдливо опустил глаза. Действительно, в Старой Бухаре, где все уже знали о прибытии их секретного подразделения и строили только слухи об их действительном происхождении, глупо было рассчитывать на то, что его связь с Джамилей останется тайной за семью печатями. — Просто если что-то случится, хоть поговорю с ней напоследок…

— Погоди, так у тебя же дома!..

— Дома? А где это? Вы же сами говорите, что все, что с нами происходит — чудовищная, убийственная реальность! Так о каком возвращении может идти речь? Вернемся ли мы и, если да, то когда?

— Обязательно вернемся, — Ценаев взял бойца за рукав и пристально посмотрел ему в глаза. — Если мы здесь, то все это не просто так. Значит, мы должны выполнить какую-то задачу, что-то сделать, чего ждет от нас история, если хочешь! И, как только задача эта будет выполнена, поверь мне, положение вещей сразу же восстановится!..

— Но какая это задача? Какого момента мы ждем?

— Этого я не знаю…

— Ну вот…

— Потому и говорю… Увольнение в город на сутки разрешаю.

Николай улыбнулся.

— Разрешите идти?

— Разрешаю.

Опрометью бросившись в сторону базара, Николай добежал до него минут за 10. На ловца и зверь бежит — вскоре он отыскал в толпе ту, которую так жаждал увидеть, и сразу приблизился к ней.

— Что ты! — увидев его, она отпрянула на несколько шагов назад. — Тебе же нельзя, командир запретил!

— Да ну их с их запретами! Соскучился!

Он попытался обнять ее, но Джамиля отпрыгнула от солдата как ошпаренная.

— Что с тобой такое?

— Ты снова забыл, где ты. Здесь Бухара, и у нас не положено делать это на улице средь бела дня, как, должно быть, заведено у вас…

— Ну что ты опять…

— Это этим ты хотел увлечь моего отца? — рассмеялась Джамиля. — Идея всеобщего равенства да еще и открытых ухаживаний при людях?!

Коля опустил глаза. Смех Джамили казался ему оскорбительным.

— Я не это имел в виду…

— А, Коля-джан, — послышался позади знакомый мужской голос. — Хужхелибсез!

Обернувшись, Николай увидел перед собой Фузаил-Максума. Появление басмача вблизи него заставило его немного смутиться и даже осмотреться по сторонам.

— Здравствуйте, Фузаил-амак!

— Ас-саляму алейкум! Как поживаешь, дорогой?

— Рахмат, Вашими молитвами.

— Что ж, не желаешь ли выпить чайку? Сегодня как-то необычайно жарко, и работать в такую погоду — просто грех.

Фузаил был прав — жара стояла просто аномальная. За все время их пребывания в Бухаре столбик термометра впервые поднялся до +60 градусов в тени, а, учитывая всю тяжесть боевой амуниции, надетой на Николае, ему она должна была казаться и вовсе невыносимой. Отказаться от приглашения будущего тестя он не решился — и наплевать, кто что подумает. В конце концов, вера в реальность происходящего все еще не до конца укрепилась внутри Николая, и ему казалось, что он участвует в театрализованном представлении — какая же тогда разница, что подумают участники спектакля?