Спецназ ГРУ против басмачей - [20]

— Предостеречь? Но от чего?

— От гибели. Вы же понимаете, что Ильич не вечен. Покушение Каплан и вообще… Так вот, как Вы полагаете, кто станет на его место?

Фрунзе опустил глаза.

— Что за разговор…

— Обычный разговор, жизненный. Так вот есть мнение, что на его месте станет Сталин.

— Ну и что в этом такого? Иосиф Виссарионович прекрасный человек, мы хорошо знакомы еще со времен обороны Царицына.

— Да, но Ваша популярность может превысить в народе его личную.

Командарм покраснел:

— Что Вы такое говорите?! Это — контрреволюция!

— Быть может, но к началу 1925 года так и будет, — лейтенант заговорил быстрее. — Не спрашивайте, откуда я знаю, просто знаю и все. Так вот в конце 1924 года вы поедете в командировку в Германию. Оставайтесь там, не возвращайтесь! На Родине Вас ждет смерть! Вас уложат на операционный стол и покончат с вами таким образом. Французы говорят: «Повар скрывает свои ошибки соусом, хирург — землей». Поверьте мне, просто поверьте!

Цвет лица командарма менялся каждые несколько секунд.

— Вы понимаете, что я могу Вас арестовать за эти слова?

— Понимаю, но мое стремление сохранить жизнь одного из ведущих военных стратегов для страны оправдывает издержки.

— Что ж, воля Ваша! Петров! Арестовать гражданина Савонина и посадить на гауптвахту вплоть до приезда нового командования!..

…Отряд под командованием Ценаева добрался до Карши ближе к вечеру — солнце начинало садиться, и, хотя ослаблялась видимость — ночь в здешних местах была непроглядная, черная как смоль, но все же ослаблялась и жара, что облегчало ведение боя. Подходы к Карши заслонял небольшой ряд барханов — рассредоточившись по ним, можно было какое-то время оставаться незамеченными для заставы у ворот города. Издалека бойцы Узванцева завидели горящие костры — то рота охраны несла вахту возле родины Тамерлана. В считанные минуты спецназовец принял решение — атаковать город, отыскать возможно скрывающегося там эмира (вероятно было, что остановится он именно здесь — не может же он идти сутки, да еще и ночью) и ликвидировать его. Командир приказал Пехтину в сопровождении троих красноармейцев обойти часовых с флангов, а сам с группой в пять человек выдвинулся им навстречу — отвлекающий маневр.

— Хужхелибсез! — потрясая ружьем, выкрикнул Ценаев. Охранники насторожились и похватались за оружие.

— Чего тебе?

— Где эмир?

— Не знаем.

— Все же мне кажется, что он в городе. Дайте нам пройти, и город и его жители останутся целы и невредимы.

— Стой где стоишь! — прокричал командир кордона и вскинул ружье. В этот момент позади него Пехтин и красноармейцы свернули шеи нескольким его бойцам, завладев оружием. Один из басмачей захрипел. Это отвлекло внимание кордонных — командир обернулся, как вдруг сзади в него полетела саперная лопатка Ахмеда. Он решил не стрелять — чтобы сэкономить патроны, ведь неизвестно было, сколько им еще здесь придется выдержать боев. Умело орудуя лопаткой, он, спешившись, подбегал то к одному, то к другому бойцу, легко обезвреживая их. Небольшая кучка басмачей стала тесниться к городским воротам и открыла огонь. Несколько пуль попали в бронежилет Пехтина, после чего он выхватил автомат и одной очередью уложил всю группу. Красноармейцы с удивлением смотрели на него — автоматов еще не было у них на вооружении.

— Трофейный. Немецкий, — улыбнулся Пехтин.

Преодолев вход в город, отряд разделился — согласно городскому плану, три группы должны были прочесать его вплоть до последней улицы, а встретиться на вершине холма, в центре его, где стоял большой форт, окруженный рвом. Он был необитаем — много лет использовался только как смотровая башня.

Во главе первой группы пошел сам Ценаев. Проскакав метров пятьсот вглубь городского укрепления, они нарвались на отряд басмачей, численностью превосходивший охранников. Те не спали, а стояли плотным строем вдоль городского базара. Видимо, кто-то из сторожевых успел подать знак и бросить за стену факел. А, может, и просто ждали.

Командир расчета прокричал что-то не по-русски. Несколько факелов полетели в сторону бойцов. Отбились от них как могли — красноармейцы шашками, а бойцы Ценаева все теми же саперными лопатками. Следом огонь из ружей стал молотить по советским бойцам. Трудность отступления объяснялась тем, что подступы к базару были, как правило, узкими, и не позволяли свободно отойти назад. Широкой была только площадь, которую занимали басмачи и которую они превратили в театр боевых действий. Облаченные в бронежилеты, бойцы спецназа вышли вперед красного отряда. Басмачи ничего не понимали — они стреляли в своих противников в упор, попадали в них, но те не падали. Неразумные тюрки подумали, что имеют дело с чудом и немного испугались, но стрелять все же не прекратили.

Ценаев приказал открыть ответный огонь — численность противника не позволяла действовать иначе. Плотный огонь из АК в течение нескольких секунд сломил основную оборону. Чтобы не дать противнику отступить, спецназовцы закинули за линию обороны несколько бутылок с коктейлями Молотова, деревянные опоры и крыши базара быстро заполыхали. Тех, кто бежал навстречу солдатам, те встречали шашками и лопатками — пули командир строго-настрого приказал беречь.