Спастись от опасных мужчин - [60]

– Точно. И правительства.

– Для чего, для борьбы с терроризмом?

– Сначала и я так подумал, – согласился Чарльз.

– Ну хорошо. Я понимаю, почему Ганн решил мне солгать насчет основного бизнеса своей компании, если они продают свою продукцию зарубежным странам. Это было связано с их имиджем в глазах общественности. Но зачем ему было лгать о выходе «Care4» на первичное публичное размещение акций?

Чарльз подался вперед:

– То-то и оно. Знаменательно не то, что он лгал вообще, а характер его лжи. Ганн вовсе не беспокоится о том, что вредоносные действия какой-то его сотрудницы помешают выходу его компании на фондовый рынок, потому что он прекрасно знает – этого выхода на фондовый рынок не будет никогда.

– Тогда чего же они хотят?

– Ты хочешь знать мое мнение? Ничего. Они усиленно делают деньги, стараются не привлекать к себе внимания и не высовываться. Им совершенно не хочется становиться публичной компанией и ежеквартально проводить трансляцию в интернете отчета топ-менеджмента о прибыли в расчете на одну акцию, а также открывать информацию о том, с кем компания ведет дела.

Я подвела итог:

– По всей вероятности, они вообще никогда не хотели становиться публичной компанией.

– Вот именно, и это означает три вещи. Ты имеешь дело отнюдь не с каким-то незначительным стартапом. «Care4» – это глобальная, крепко стоящая на ногах компания, которая ведет дела с опасными, сомнительными клиентами. И в отличие от любой другой компании, о которой я когда-либо слышал, они не важничают, делая вид, что они крупнее и успешнее, чем они есть на самом деле, – вместо этого они притворяются, что обороты их бизнеса, наоборот, куда скромнее.

– Ну хорошо, это первое.

– Теперь второе. Эта женщина, за которой ты следила, Карен Ли. Если они беспокоились отнюдь не о том, что она сорвет их первичный выход на фондовый рынок, то чего же они боялись в действительности? Какую именно информацию она у них добывала?

– Чарльз, она…

Но он еще не закончил:

– И, наконец, третье – и, возможно, самое важное. Компания сама производит оборудование и гаджеты для видеонаблюдения и имеет связи по всему миру. С какой стати им было обращаться за помощью к тебе?

Он пристально посмотрел на меня, и его взгляд был серьезен.

– Ты должна поговорить с той женщиной, за которой следишь, Никки, и выяснить, почему «Care4» так ее боится и какую именно информацию она пытается у них заполучить.

– В том-то и проблема.

– В каком смысле проблема?

– Они добрались до нее. Она погибла.

27

Ночью я спала урывками, гадая, что именно спрятала Карен и как мне в течение ближайших двух недель докопаться до того, где это спрятано. К раннему утру я оставила попытки заснуть, оделась и направилась в мексиканскую забегаловку, находящуюся в моем квартале. Если мне все равно предстоит не смыкать глаз, думая обо всем этом, то вместо тщетных попыток заснуть можно просто выпить кофе и позавтракать. Это нельзя было назвать планом, но, даже приняв это маленькое решение, я почувствовала себя лучше. Когда я вышла на улицу, воздух был теплым, небо ясным.

Они схватили меня на тротуаре.

Двое. По одному на каждой моей руке. Они крепко стиснули их ниже плеч, прижались ко мне с обеих сторон, чтобы я не могла лягаться, и грубо потащили к стоящему наготове черному седану. Кто-то внутри машины открыл заднюю пассажирскую дверь – значит, они проделывали это и прежде. Все это заняло примерно пять секунд.

С точки зрения статистики шансы пережить похищение резко сокращаются, как только ты покидаешь общественное пространство, например, как только тебя заталкивают на заднее сиденье автомобиля. Я подождала, пока не очутилась почти у самой задней двери, а потом боднула головой вбок, целясь в подбородок того типа, который сжимал мою правую руку. Он громко выругался и выплюнул кровь. Должно быть, его зубы вонзились либо в его губу, либо в язык. Это придало мне новые силы, я изо всех сил лягнула его в подъем ноги и, вырвав руку из его хватки, повернулась влево, попробовав провести хук справа по типу, который сжимал мою левую руку.

Но это не сработало. Он подставил под мой кулак плечо и не отпустил моей руки, затем, согнув в локте другую руку, стиснул ею мою шею и вложил в этот захват весь свой вес. Кажется, он был по меньшей мере фунтов на пятьдесят тяжелее меня. Я попыталась ткнуть пальцем в его глаз, но промахнулась. К этому времени первый тип перестал ругаться и схватил меня опять. Он навалился на меня сверху, заталкивая в машину, в то время как тот, который держал меня слева, уже залез на заднее сиденье и начал втаскивать меня внутрь за шею. За такую хореографию их бы не взяли в Большой театр, но она была достаточно эффективна для того, чтобы все-таки запихнуть меня в машину. Мужчина, сидевший справа от меня, захлопнул дверь.

Машина набрала скорость. Я расслабилась. Нет смысла зря тратить силы. Пока нет.

– Из-за тебя я чуть не откусил себе язык!

Тип, сидевший от меня справа, злобно сплюнул кровь на пол машины и добавил еще несколько слов, которые не пропустила бы в эфир ни одна из телесетей.

– Ты говоришь вполне нормально, – заметила я.

Он опять начал ругаться, но я не обращала внимания на его брань, потому что теперь я наконец смогла разглядеть тех, кто меня похитил. До этого я думала, что дела мои плохи, но, разглядев этих двух типов, поняла, что на самом деле они еще хуже. Я сидела между двумя мужчинами из Мендосино. Тот, что сидел слева, был плотен, и на нем была та же самая черная кожаная куртка, в которой я видела его в кофейне в Сан-Франциско. Он был краснощек, у него была короткая шея и рыжеватые волосы. Мужчина, сидевший справа, был худощав, с бородкой клинышком, одетый в спортивную куртку. Его волосы и кожа имели цвет пемзы. У обоих под куртками явно находились пистолетные кобуры.