Спасти Сталина - [18]

– Чуть не считается! – взвился маленький воришка. – Я же его всё-таки заманил к нам! А в трамвае – точно, не считается! Меня он с поличным не повязал, в участок не доставил! Так что я читый!

– Ладно, Ташкент ночью придёт, тогда всё и рассудит – виновен ты али нет. А ты, легавый, чего уши поразвесил?! Давай топай, коли жить хочешь! Иди, Пятак, впереди легавого. Дорогу ему указывай!

Пацан с усмешкой посмотрел в глаза Петра и с явной гордостью в голосе произнёс:

– Не будешь свои грабли распускать, мусор! Ташкент тебя быстро на лоскуты пустит! Пошли, коли тебе жизнь дорога!

Немного пропетляли по тёмным, заброшенным помещения Гостиного двора, они вышли к неприметному месту. Ржавый, который шёл сзади, постучал условным знаком по старой, металлической двери. Загремел замок, дверь открылась и перед ним оказалась узкая лестница, ведущая в подземелье. В проёме стоял здоровенный детина с факелом и молча, подозрительно косился на Петра.

– Принимай, Толстый, нашего «гостя»! Ну, давай, пошёл! – крикнул на свою жертву Ржавый и подтолкнул его стволом к лестнице.

Здоровенный детина пошёл впереди Петра. Ржавый с оружием – позади, а воришка остался в Гостином Дворе. Видимо, снова пошёл на промысел. Света факела не хватало на всё подземелье. Он освещал лишь частично и с резкими, чёрными колышущимися тенями. Толком даже было не разглядеть – куда и ступать. Поэтому Пётр шёл медленно. Он даже не предполагал, что под Гостиным Двором было огромное подземелье. Здесь же рядом и Фонтанка и Грибоедовский канал. Воды больше, чем достаточно, но стены подземелья были совершенно сухими. Спустились на один этаж. Пошли коридоры с многочисленными ответвлениями. Громила уверенно вёл всех по одному ему ведомой дороге. Меж собой бандиты не переговаривались. Когда было необходимо, они изъяснялись жестами. У Петра закралось подозрение, что здоровяк немой.

Вскоре послышались голоса, а затем показался свет. Зашли в большой, сводчатый зал. Бандитская кодла была в сборе. Пётр не знал в полном ли она составе или нет, но он видел пять вооружённых бандитов. Кто из них сидел за столом и резался в карты; кто спал, а кто пил, да с девицами развлекался. Те заливисто визжали, навязчиво демонстрирую всем окружающим, что им нравятся незатейливые приставания мужиков. На самой длинной стене, между двумя факелами чёрным углем была нарисована голова ворона, а сверху корявыми буквами «Ночные Вороны». Скорее всего название банды. Когда постоянные обитатели подземелья увидели Петра, то шум в притоне внезапно прекратился.

– Ржавый, ты это кого к нам привёл?! Легавого? – завизжал низкорослый бандит и подскочил к Петру. – Да, я его сейчас зарежу!

– Отвянь, Коротышка! Не тебе решать! Ташкент приказал взять этого мента. Мы и взяли. Так что дождись ночи. Может пахан и разрешит тебе с ним поиграться, а пока лучше свяжи его.

Ржавый резко толкнул Петра в спину.

– А ну, к стене! Стой и не дёргайся! – приказал он.

Коротышка подскочил к пленнику с мотком верёвки и быстро стал вязать ему руки. Пётр не сопротивлялся. Он сознательно поддался бандитам, ибо поставил перед собой цель – выйти на их главаря, а там действовать по обстоятельствам. Поэтому стал разыгрывать из себя морально подавленного пленника и не сопротивлялся. Когда ему связали руки, Ржавый небрежно бросил:

– Вот, пока это твой угол! Сядь здесь и не отсвечивай! Чтобы до прихода Ташкента я тебя не слышал, и не видел! А ты, Коротышка, приглядывай за ним. Если что – шкуру с тебя спущу! Ташкенту он зачем-то очень нужон. Поэтому, если его упустишь, – не один я с тебя шкуру спускать буду.

Коротышка лишь злобно шикнул в ответ и стал неприязненно буравить Петра взглядом, как виновника своих возможных будущих бед. Но скоро ему игра в гляделки поднадоела, и он сходил за поллитровкой самогона, а заодно и придвинул поближе к Петру колченогий табурет. Зубами выдернул из бутылки бумажную пробку и демонстративно приложился к чекушке. Сделав несколько глотков, он ощерился и показал свои вставные фиксы.

– Что? Завидуешь мне легавый? Вот я – свободный человек. Что хочу, то и делаю, а ты скоро сдохнешь, и никто по тебе не заплачет! Даже косточки твои не найдут! – слегка заплетающимся языком произнёс Коротышка, ткнув в сторону Петра столом маузера.

Откуда этот самоуверенный тип достал этот реликт трудно было сказать, но то, что он безмерно гордился его обладанием, было видно по его наглой, довольной физиономии. В добавок ко всему, на нём была потёртая, старая, кожаная куртка с чужого плеча и тельняшка. Так что бандит себя, видимо, чувствовал эдаким революционным комиссаром, вершителем человеческих судеб. Он и ведать не ведал, что Петру сейчас было, как пальцем об асфальт, убить этого «вершителя судеб» за пару секунд, но он ждал своего часа. Пётр знал, что Иван Михайлович его сейчас очень дожидается, но ничего не поделаешь. Если и громить банду, то уж целиком и вместе с её вожаком. Так что подождём Ташкента. Пусть напоследок покуражится Коротышка. Другие бандиты уже и позабыли о существовании Петра. Каждый из них проводил свободное время перед очередной ночной вылазкой в меру своей испорченности. Пленник обратил внимание, что в противоположном от него углу были небрежно свалены в общую кучу: и отрезы тканей, и готовая одежда, и ящики с копчёными колбасами. Были здесь и мешки с продуктами: крупами, мукой, солью, сахаром, хлебом и картошкой.