Спасти президента - [11]

Потому-то сегодня я и еду в Кремль: выразить поддержку официального Киева официальной Москве. Только дружелюбие, ничего кроме. Дела финансовые прибережем до после выборов...

— Вспомнил! — воскликнул из-за спины Сердюк. — Самый подходящий. Ни раввинов, ни чукчей, ни Чернобыля. Ничего взрывоопасного. Анекдот о жопе. Приличный.

Я обернулся. Референт лучезарно улыбался. Мои хлопчики-охранники Дмитро и Олесь ерзали на сиденье. Они не знали теперь, как вести себя, если им сердюковский юмор понравится, а высокому охраняемому начальству — нет. Должны ли они смеяться или правильнее будет не смеяться?

— Жопа, — с удовольствием начал Сердюк, — обращается с жалобой в Совет Безопасности ООН. Она жалуется, что, во-первых, разделена на две части. Во-вторых, к голосу ее никто не прислушивается...

Не выдержав, Дмитро хихикнул. Олесь еще сдерживался.

— ... И в-третьих, пресса до нее доходит в самую последнюю очередь.

Презрев свой высокий должностной ранг, я захохотал. Анекдот был грубоват, но остроумен. Для тех, кто сталкивался хоть раз с ооновскими документами, он имел дополнительную прелесть. И, кажется, его можно рассказать в Кремле, не рискуя накликать межгосударственный скандал. Глядя на меня, Олесь и Дмитро стали радостно смеяться. Они были счастливы, что их мнение рядовых охранников совпало с мнением премьер-министра республики Василя Козицкого. Народ и власть продемонстрировали свое единство.

— Хороша шуточка? — с торжеством спросил Сердюк, оглядывая салон «Чайки». Он подтвердил свое право называться референтом и давал мне понять, что готов к более сложным и ответственным поручениям председателя Кабинета министров.

— Це не гарно, — вдруг сказал тяжело молчавший шофер. — Чому Крым называты сракою? Недобрэ.

Сердюк вздрогнул и переменился в лице.

— Какой Крым? При чем тут Крым?! — воскликнул он, чувствуя, как победа выскальзывает у него из рук. — Я ему про жопу, а он про Крым! Василь Палыч, не слушайте этого дурака! Рулишь — вот и рули.

— Сам ты дурень, — с достоинством произнес шофер «Чайки». Яша не боялся связываться ни с референтами, ни с Безпекой, ни с московским ГАИ. Истина для него была дороже всего.

Старым дурнем, однако, был я. Ругал референта за чукчей и раввинов — и сам же прохлопал намек величиной с Чумацкий Шлях. Спасибо патриоту Яше, не дал пропасть.

— Ой, и правда, Василь Палыч, Крым, — упавшим голосом сказал Дмитро. Ему тоже открылся чудовищный подтекст Сердюковой шутки. — У меня свояк в Симферополе, русский. Там митинги идут все время: к голосу их не прислушиваются, газеты русские не доходят. И телевидение отключили, первый канал. Только наше одно и показывают, на ридной мове...

— Про телевидение у меня ничего не говорилось, — защищался Сердюк. Уже просто из духа противоречия. Он догадался, что его юмор все равно будет отвергнут. Если даже шофер обнаружил в анекдоте намеки, то российский Президент запросто может найти обиднейший скрытый смысл. Лишний раз муссировать Крым — значит сыпать соль на раны. Ничего себе поддержка перед выборами! Хорош бы я был, рассказав в Кремле такую байку.

Я даже не стал бранить горе-референта за нашу общую с ним глупость, а просто отвернулся к окну «Чайки» и машинально принялся считать плакаты. Свитера по-прежнему лидировали с большим перевесом, костюмы и камуфляжные комбинезоны заметно отставали. Один раз мне померещилось, как среди седых проборов, залысин и генеральских фуражек с орлом мелькнул вдруг странный головной убор, зеленый и с цветочком. Из-под зелени скалил зубы кто-то с серьгой и в темных очках. Я поспешно затряс головой, чтобы галлюцинация пропала. Она послушно пропала.

— С вами все в порядке, Василь Палыч? — осторожно осведомился Сердюк. Я, наверное, слишком резко дернулся, отгоняя безумное видение. — Не знобит? Может, закрыть окошко?

— В порядке, в порядке, — проворчал я, не оборачиваясь. Тоже мне, Айболит нашелся.

Чувствовал я себя до неприличия здоровым. Даже легкий насморк, прицепившийся ко мне в Борисполе, сейчас отстал. В другое время я обрадовался бы отменному самочувствию, но теперь почти пожалел, что печень, и почки, и желудок, и даже любимый радикулит затаились, не проявляя своего пакостного нрава.

Мне вдруг захотелось заболеть — только бы не ехать сейчас в Кремль.

Темное беспокойство зашевелилось где-то глубоко внутри, вопреки всякой логике и здравому смыслу. Интуиция, чертова сволочь. Внутренняя Безпека, которая всегда с тобой. У этой паршивки манера та же, что и у ведомства Сердюка: лучше перебдеть, чем недобдеть. Лучше прослыть паникером, чем проморгать грядущие опасности — чаще всего, разумеется, мнимые. Ничего неожиданного в Кремле не будет. Протокольные объятия, коммюнике, фуршет. Про косу Тузлу мы оба будем помалкивать. В крайнем случае тихо всплывет вопрос о долгах за нефтепоставки. Если всплывет, я его тихо же и утоплю. В горилке. За два дня до выборов сюрпризов здесь не бывает.

И все-таки мне стало неуютно.

Еще раз обругав себя старым дурнем, я невольно стал прикидывать в уме, что же будет, если премьер-министр Украины Козицкий вдруг почувствует себя нехорошо по пути в Кремль. В принципе ничего особенного не будет. Славянское братство никуда не денется. Официальную поддержку Киева Москве можно выразить и завтра. И по телефону. А еще лучше — в письменной форме. Если бы премьера Василя Козицкого настиг приступ радикулита или почечная колика, Президент России наверняка бы не обиделся на него. Президент и сам перенес операцию на сердце, знает, что организму не прикажешь.