Спасительная любовь - [80]

Он раздраженно фыркнул.

— Не разыгрывай передо мной челтнемскую трагедию, Лив. Если я захочу найти тебя, я найду.

— Джервейс не смог. В течение трех лет. Только поэтому я была в безопасности.

Он бросил на нее скептический взгляд.

— Ты утверждаешь, что он преследовал тебя?

— Я утверждаю, что он никогда не прекращал попыток сделать меня своей любовницей. Я говорю это только потому, что на этот раз меня спасла от него леди Кейт. Вот что я утверждаю.

Джек снова покачал головой.

— Он мой кузен. Я знаю его всю жизнь.

Оливия вздохнула.

— Вряд ли хорошо знаешь. Но, — она пожала плечами, — меня это больше не касается. Теперь я оставляю тебя Харперу, Джек. Скажи ему, если тебе потребуется порошок от головной боли.

Она повернулась и неровными шагами пошла к двери так, как будто переходила вброд реку. Вдруг за спиной раздался голос Джека.

— Ты родила ребенка.

Она осталась холодной. Ничто уже не могло быть хуже. Она закрыла глаза, чтобы он не видел ее муки.

— Да.

— Ты хочешь сказать, что это мой ребенок?

Она открыла глаза и уставилась на пустую желтую стену в коридоре.

— Был, Джек. Он был твоим. Но тебе не нужно верить этому. Это больше не имеет значения.

Она снова пошла.

— Ливви, подожди!

На этот раз она не остановилась. Внизу в холле ее ждала леди Кейт.

— Вы не сказали ему о ранце?

У Оливии на это уже не было времени. Ей надо было уйти, прежде чем она уронит себя.

— Финни скажет ему, если надо. Я уже закончила.

Она больше не могла видеть сочувствие в прекрасных зеленых глазах герцогини.

— Слишком много свалилось на него сразу, — предположила леди Кейт.

— Да, конечно. Я просто устала. Вы не возражаете, если я побуду в саду?

— Разумеется, нет. Да, некоторые из моих ужасных безделушек оказались на каменных скамейках.

Оливия смогла улыбнуться.

— Спасибо.

Но она знала, что не будет швыряться безделушками. У нее кончились силы.

— Да, леди Кейт, — сказала она, останавливаясь в дверях библиотеки. — Я думаю, Киту Брэкстону нужно поторопиться. Джек начал что-то вспоминать. Это может помочь нам в разрешении нашей загадки. Когда я буду знать, что вы все в безопасности, я вас покину. — В темноте коридора она не могла видеть выражение глаз леди Кейт. — Я знаю, это звучит мелодраматично, но вы спасли мне жизнь. Настало время вернуть долг.

— Вы уверены?

Оливия поборола знакомый приступ отчаяния.

— Да.

Кажется, снова пришло время начать все сначала.

Глава 20

Ему надо выбраться отсюда. Надо найти Брэкстона, попасть на Уайтхолл, поговорить с родственниками. Ему надо отыскать Джервейса и выяснить, где правда. Оливия говорила с такой уверенностью, но ведь это никак не могло быть правдой.

Не Джервейс.

У него болели глаза. Ему казалось, что земная ось наклонилась и Земля вот-вот погибнет. Казалось, сердце вот-вот разорвется и расколется череп.

Этого не может быть. Не Джервейс. Не улыбающийся, забавный, безвредный Джервейс.

Но и не Ливви.

Она ушла от него не раньше, чем к нему стала возвращаться память, какие-то разрозненные обрывки, часто ничего не значащие.

Он видел коридоры своего дома, вытертые тысячами ходивших по ним ног, изношенные временем и тщательным уходом. Дом не был громадиной с разновеликими крыльями. Дом был в его любимом якобитском стиле, с кессонными потолками и панельной обшивкой. В памяти всплывал кусочек из жизни в нем — Ливви рядом, смеющаяся Ливви. Она всегда смеялась.

Она не была такой, как сейчас. Сейчас у нее измученный вид, она грустная и опустошенная.

Да, ребенок. Она потеряла ребенка? Очень может быть. Отчего еще у нее взгляд женщины, понесшей невосполнимую утрату?

Он взглянул на свою руку и увидел, что она дрожит. Вспомнилось — он прикладывает эту ладонь к ее ставшему немного выпуклым животу, ее ладонь оказывается сверху, ее глаза светятся от благоговения и наслаждения.

— Ты чувствуешь, как он шевелится? — спросила она. — Чувствуешь?

Он почувствовал. Больше у него не было такой возможности.

А теперь их ребенка нет.

Потом, как ни странно, он увидел себя сидящим на великолепной гнедой лошади, а перед его глазами расстилалось море. Но это не было море, которое он знал по Йоркширу. И это не был Скарборо, Рамсгит или Бристоль. Вокруг были пологие дюны, он смотрел на серое море и ждал. Он не знал, чего ждет и почему. Он только помнил владевшее им тревожное чувство. Нетерпение. А если копнуть глубже — отчаяние.

В его памяти возникали обрывочные картины: семья, друзья, места, неизвестно где находившиеся, голоса, говорящие по-английски, по-французски и по-испански.

Мими. Смеющаяся, счастливая Мими.

И снова Ливви. Он вдруг увидел ее, заплаканную, застывшую на подъездной аллее аббатства. Он вспомнил, с каким удовлетворением он захлопнул дверь перед ее лицом, а потом поспешил к окну, из которого мог видеть, как Роджер, егерь, вывел ее за ворота. Он вспомнил кислый вкус предательства, которое питало его, и удовольствие, которое он получил от ее жалкого вида.

Кто возник за его спиной? Он не видел, но слышал его.

— В следующий раз она, может быть, подумает, прежде чем предавать своего мужа.

— В следующий раз она предаст своего покровителя, — услышал он свои слова, и ему стало стыдно.