Спасителей не выбирают - [55]

Вполголоса ворча и ругаясь, щурясь в густом сумраке, он спустился к ручью, на ощупь с горем пополам набрал бурдюки. Хотелось верить — водой, а не илом. Потом все-таки разжег костер с помощью пресловутых палочек и сухого мха, набранного вечером запасливой Брусникой. Может, получилось у него не так ловко, как у аборигенов, но главное — получилось. Огненный цветок, распустившийся на тонких сухих ветках, добавил жизни окружающему пространству, хотя всерьез ничего не изменил. Тьма просто немного отползла, сгустилась за ближайшими деревьями и оттуда пялилась на чужака.

Хаггар мрачно подумал, что такими темпами недолго рехнуться, только как с этим бороться, он не знал. Подружиться с Лесом, чтобы тот перестал воспринимать чужака настолько враждебно? Хорошо бы, но как? Переделать свою природу и свою силу маг не мог, а что-то ему подсказывало — загвоздка именно в этом.

Долго Брусника в одиночестве не пролежала и вскоре подошла к магу, укутанная в плащ, полы которого волочились по мху. Подошла, села рядом, деловито поднырнула под локоть — как кошка, требующая ласки. Хар усмехнулся этой мысли, но женщину обнял, прижал к своему боку.

Он никогда не испытывал этого странного чувства — тактильного голода, заставлявшего людей постоянно прикасаться, хотя бы держать за руку, и не любил, когда в личное пространство вторгаются посторонние. Но маленькая шаманка почему-то не вызывала отторжения. Может, потому, что у нее все это получалось удивительно естественно? Она не вторгалась, она приходила на мягких лапах, крадучись, и не казалась настолько уж посторонней. Или он за этот месяц между жизнью и смертью просто привык, что она постоянно рядом?

А еще ее присутствие успокаивало, оно как будто ослабляло внимание окружающего Леса.

«Не хотелось бы всю оставшуюся жизнь проходить с ней под руку», — недовольно подумал теневик. Оставалось надеяться, что со временем все нормализуется, окружающий мир к нему привыкнет и маг сможет обходиться без какой-либо компании. Да, он не имел ничего против общества маленькой шаманки, но сам факт собственной зависимости от кого-либо неимоверно раздражал.

Если говорить совсем откровенно, такая компания ему очень нравилась. Пожалуй, больше, чем любая другая в его не самой долгой, но очень насыщенной жизни. Брусника, несмотря на постоянное присутствие в поле зрения, умудрялась быть ненавязчивой. Каким-то десятым чувством понимала, когда мага лучше не трогать, не дергала, не теребила, ничего не требовала, не трещала без умолку. Пожалуй, тот факт, что наткнулась на него именно она, действительно можно считать огромной удачей, реальные масштабы которой Хар еще не осознал до конца.

А еще за годы войны мужчина, кажется, банально устал от одиночества. Он, как показала практика, любил уединение, но… по желанию. Поработать в свое удовольствие в тишине и покое, а потом пойти развеяться в клуб, посмеяться с приятелями над какой-нибудь ерундой, выпить вина — или даже напиться.

Война же показала теневику, что такое одиночество в полном смысле этого слова. Когда в любом месте, в любой толпе тебя всегда отделяет от прочих зона отчуждения; когда напиться можно только в одиночестве; когда не с кем обсудить даже погоду. Когда даже собственное отражение — уже повод для радости, потому что ты видишь рядом живого человека, и плевать, что на самом деле его нет. Карцер, из которого невозможно выйти. Пожизненный срок в одиночке — приговор пострашнее смертной казни. Даже потом, когда война закончилась, одиночество осталось с ним. Да, вокруг появились люди, которые не шарахались от него при первом же взгляде, но он оказался отгорожен от них клеткой — своей собственной маской. Люди были, но разговаривал с ними не он.

А путь через Междумирье, который по субъективному восприятию длился чуть меньше вечности, довел это одиночество до абсолюта, и теперь, кажется, маг начал его бояться.

От этой мысли его как будто током ударило, легкий разряд дрожи пробежал по спине и ткнулся холодом в затылок.

А может, именно в этом все дело?

И не Лес тревожит его своим пристальным взглядом, а тот самый страх вновь оказаться отрезанным от мира.

И едет он сейчас невесть куда на поиски какой-то Вишни совсем не потому, что хочет начать все сначала и найти общий язык с местными жителями, а потому, что боится этого не сделать.

И постоянное присутствие Брусники рядом нравится ему именно потому, что маленькая шаманка спасает его от этого страха…

— Хар, а можно я кое-что спрошу? Ты только не сердись, — тихо произнесла женщина. За это время она уже успела заварить в подогретой воде какие-то травы, разлить по двум деревянным долбленым кружкам, и сидящих людей окутал теплый медвяный аромат, кажущийся в этой чаще гораздо более чуждым, чем даже костер и двое путников. Хаггар, погруженный в свои мысли, едва не вздрогнул от этого голоса, но ответил, пожав плечами:

— Спрашивай. Постараюсь.

— Какая она — та земля, откуда ты пришел?

— Она… другая, — с тихим смешком ответил он. — Людей там очень много, и они, как ваши железные, живут в каменных домах и не кочуют. Только там чисто, под землей текут рукотворные реки, которые приносят воду в каждый дом и уносят всю грязь. По улицам жители перемещаются на самоходных телегах, которые меньше Красного Панциря, но чем-то на него похожи. А есть машины, которые позволяют людям подниматься в воздух и перелетать на большие расстояния. Жизнь там пропитана магией — это похоже на силу ваших шаманов, только у нее больше граней. Маги умеют зажигать огонь без дров, менять погоду, лечить, искать потерянные вещи, людей и залежи разных металлов, мгновенно перемещаться в нужное место… В общем-то многое умеют. Почти все.