Спаситель под личиной, или Неправильный орк - [38]

— Я буду молчать, — ухмыльнулся Савьер.

— Я тоже, — это уже я пискнула.

— Ну, вот и славно, — и Реарден улетел следом за женой.

— Ещё кружок? — предложил Вэйланд. — Хочу налетаться про запас, неизвестно, когда удастся в следующий раз размять крылья. Кстати, если хочешь, можешь тоже полетать.

— Если только немножко.

И я полетала. Геройствовать не стала, несколько минут вполне уверенно продержалась в воздухе и при первых признаках усталости опустилась на ладонь дракона, который всё это время неторопливо летел за мной, готовый подхватить, если я начну вдруг падать.

Что ж, в целом неплохо. А учитывая, что дар у меня потихоньку развивается, то со временем мой дракончик будет расти и крепнуть. Не думаю, что когда-нибудь вырасту со взрослого дракона, но даже трёхлетние дети бегают так, что не каждый взрослый догонит, поэтому, если я максимально вырасту размером лишь с трехлётнего дракончика, то всё равно смогу летать без особых проблем.

Правда, будет это ещё не скоро, а пока я с удобством устроилась на лапе дракона, рассматривая с высоты красивые пейзажи. Пожалуй, я была бы не против полетать здесь и одна, орлом или совой. И, подумав об этом, вспомнила об одной странности.

— А почему у меня в комнате окно не открывается? Ручка есть, петли есть, но не открывается, а никакого запора я не нашёл.

— Запор есть, просто магический.

— Как это?

— Любой взрослый дракон легко откроет окно, не прилагая практически никакого усилия, а вот маленькие дети, чья магия ещё не проснулась — не смогут. Это такая защита для малышей, чтобы из окна не выпали.

— А в замке много детей?

Если да, то почему тогда королева так в моего дракончика вцепилась?

— Сейчас — ни одного, — покачал головой Вэйланд. — Но замки строятся на века и тысячелетия. Сейчас нет, но были прежде и будут позже. Когда-то, в древности, были случаи, когда малыши, удравшие от мам и нянек, например, проснувшись среди ночи, выпадали из окон. И не всегда успевали обратиться, да и крылья не всех могли удержать от падения. Получали травмы, а кто-то даже погиб. Страшная трагедия. Вот тогда-то и пришла кому-то в голову светлая мысль — ставить на окна не механический, а магический запор. И теперь именно так оборудованы абсолютно все окна в нашем королевстве, независимо от того, есть рядом дети или нет.

— Понятно… Значит, мне окно не открыть?

— Я для тебя его открою. Сниму защиту совсем. Даже без магического замка оно закрывается достаточно плотно, от сквозняка не распахнётся.

— Спасибо. А что ты ещё умеешь? Я просто читал, что драконы владеют магией, но что конкретно это означает? Что вы можете?

— У меня, как и у всех мужчин королевской семьи, больше всего развита боевая и защитная магия, ну и бытовая по мелочи, то, что умеют все. Те же окна, например.

— А почему именно боевая и защитная? Она врождённая?

— Нет. Мы все рождаемся с одинаковым магическим потенциалом, но развиваем его в разных направлениях. Невозможно уметь всё, приходится выбирать. Чаще всего это связано с семейным занятием, дети часто выбирают путь своих родителей, но бывают и исключения. Если, например, у сына плотника есть стремление и предрасположенность к садоводству, его магия будет развиваться именно в этом направлении. И обучать его будут именно тому, к чему лежит его душа.

— Да? А у нас сын пахаря всегда будет пахарем, сын сапожника — сапожником, сын воина — воином. И даже если захочет выращивать цветы — кто ж ему позволит? Семье нужен помощник, отцу — подмастерье. У нас так все живут.

— Но у вас нет нашей магии, которая, порой, играет решающую роль. Если есть стремление к чему-то, предпочтение, ещё говорят — дар, талант, то магия будет подстраиваться в этом направлении. И переориентировать её сложно. Поэтому лучше с ней не спорить.

— Подстраиваться? Переориентировать?

— Элай, ты знаешь, что такое магия?

— Это то, что помогает нам меняться, а вам — открывать окна и… снимать ошейники.

— Верно. Но, не знаю, как у вас, а у нас, драконов, изначально магия нейтральна. Она просыпается постепенно, по мере того, как ребёнок растёт, и это хорошо, иначе он может по неразумью натворить бед.

— У нас тоже постепенно. Лет в пять-шесть — четвертая категория, если она, конечно, есть. Две следующие у меня проявились через два и полтора года. А высшая — аж через девять лет. У других промежуток может быть больше или меньше, но к десяти годам уже понятно, чего ребёнок стоит. Именно в этом возрасте знатные родственники забирают одарённых детей из простых семей, а бездарных — наоборот, сплавляют подальше.

— Это ужасно!

— Да. Если бы категорию можно было определит ещё у младенцев — было бы проще, они не знали бы другой жизни. Но когда тебя, в десять лет, просто вышвыривают из семьи к едва знакомым людям, которым ты особо не нужен, но тебя терпят, потому что родители платят за содержание…

— Я такого не понимаю! Как можно отдать своего ребёнка?

— Бездарный ребёнок в знатной семье — это хуже, чем бастард, уродец или умственно-неполноценный. Позор, от которого нужно избавиться. Счастье ещё, что у нас в семье все имеют хотя бы четвертую. Но я волнуюсь за Акерлея, с ним пока ничего не ясно. Я слышала, что такой ребёнок однажды родился даже в королевской семье. Бедняга, представляю, каково ему было.