Спаситель мира - [82]

Хезер Ковингтон стояла на платформе, к которой прибывали поезда из центра. Рельсы изгибались, как радуга, трещали и свистели, как паровой органчик-каллиопа. Хезер развернулась и зашагала в дальний конец платформы к туннелю. Почему-то она шла босая, а бесконечные рубашки превратились в лохмотья.

— Мисс Ковингтон! — позвал Ёрш и побежал по изогнутой желтой кромке. — Рафа! Рафа, послушай меня! У меня получилось! Я переспал с женщиной!

Стоило Хезер приблизиться, туннель сморщился, как губы надменного старика, и Ёрш заволновался. На пути стояли люди, но он на них даже не смотрел.

— Рафа, я справился! — закричал Ёрш. — Мне тэги так сказали! Остановитесь, мисс Ковингтон! Мир не погибнет!

Тут он врезался в Черепа и Кость.

Ёрш налетел на них сзади и пронесся мимо, не сообразив, что наделал. Череп и Кость окинули его сонными, тупыми, совершенно не удивленными взглядами и нагнали за три неторопливых шага. «Неужели они меня дожидались? — удивился Ёрш. — Неужели караулили целые сутки?» Черная, типично нацистская форма сидела на них в обтяжку, а на ногах — бесшумные ботинки, как у копов из немого кино. Имена подходили им идеально, оба носили их, как шляпы. Череп и Кость подбирались к Ершу, словно коты к канарейке — медленно, лениво, безразлично, но вплотную не приближались. «Почему? — недоумевал Ёрш. — Неужели задеть боятся?» Страх огненной лавой растекался по телу, поднимаясь от пяток, где таился с незапамятных времен. Ёрш сухо кашлянул, с трудом сдержал рвоту, а Череп и Кость все кружили и кружили. От его страха мир превратился в замедленное кино. Оставшаяся за спиной толпа шелестела, как старая газета. Оторвав взгляд от платформы, Ёрш услышал, как кто-то шепчет его имя.

— Ты Уильям Хеллер? Ты Уильям? Ты Уилл?

— Да, Эмили, это я. — Ёрш обернулся и без труда отыскал в толпе ее лицо. Оно принадлежало не новой Эмили, не старой, а той, которую он рисовал в школе, — кругу с косыми чертами наверху, домику с волосатой крышей. — Иди сюда, мы с тобой не договорили! — Она сделала три шага и замерла на краю толпы. — Прости меня, в следующий раз постараюсь нарисовать тебя получше. Эмили, я думал, что слышал зов, думал, что должен его услышать и исполнить миссию. Зачем я родился, если не для этого? Голландец говорит, что жизнь без смысла невозможна в принципе. Без смысла, без причины никак! Если нет смысла, откуда моя болезнь? Без смысла моя миссия — заурядный побег, поцелуи в кабинке и неудавшееся насилие в метро. Без смысла я свихнувшийся бедняга, который отправился в мир иной. Господи, спасибо, что я услышал зов! Господи, спасибо, что воздух потеплел! Смысл имелся, я попросил тебя помочь освободить мое тело, и ты попыталась. Я попытался вместе с тобой! Ты поцеловала меня в губы, чтобы сдержать потепление. Спасибо, Эмили! Пожалуйста, не становись плоской! Если я слышал не зов, то по крайней мере твое имя.

Эмили ушла, и Ёрш слился с толпой, не удосужившись оглянуться на Черепа и Кость. Страх кричал и брызгал слюной так, что уши болели, но Ёрш решил не обращать внимания. Большинство людей на платформе были чужими и плохо нарисованными, но еще больше — знакомыми, хотя бы внешне. Вот доктор Фляйсиг с доктором Прекоппом, вот Малыш, вот высокие темнокожие красавицы-медсестры, вот инспектор Мартинес, вот волоокий хлыщ из «Салона святого Джеба», вот Джонатан Зизмор, вот мужчина с ямайским мясным пирожком, вот Быстрый и Ловкий, вот Секретарша и Бог в золотой куртке — все плоские, как фигурки в детской книжке-раскладушке. Ёрш здоровался, но никто не отвечал. На скамейке у таксофона сидел дедушка Ричард и читал «Нью-Йорк дейли ньюс». По платформе гулял крепчающий ветер, и газетные страницы шелестели, как сухие осенние листья. За спиной начали вздыхать рельсы. Ёрш посмотрел в сторону лестницы, по которой недавно поднялся, и там все лица тоже показались знакомыми. Все ждали призрачного поезда. На платформе присутствовали все, кроме Виолет.

— Где Виолет? — закричал Ёрш. Никто не сказал ни слова, не шевельнулся, даже не вздохнул. — Где Виолет? — шепнул он, уже не ожидая ответа. Тут из-за спины послышался голос, и фигурки отступили, как крабы перед приливом. В отличие от остальных голос звучал не плоско, а вполне естественно.

— Виолет здесь, наверху, — объявил он. Ёрш двинулся на звук и увидел пожилого темнокожего мужчину в твидовом пиджаке. Мужчина чем-то напоминал учителя, а за его спиной кровожадно скалились Череп и Кость.

— Передайте ей, я понял, для чего родился! — попросил Ёрш и, как заключенный, вытянул руки.

— Сам можешь ей сказать, — отозвался мужчина, шагнул вперед, и ветер вокруг него стих. — Пойдем наверх, Уилл! Твоя мама больна.

— Я про маму и без вас все знаю! — заявил Ёрш и подался вперед, чтобы получше рассмотреть призрачный поезд. Он подумал о Виолет — о ее болезни, об акценте и ортопедических туфлях. Воскресил в памяти ее квартиру с красными стенами, китайскими лампами и снимками из «Интервью» и «Нэшнл джеографик». Вспомнил ее раздражительность, привычку сквернословить и путать устойчивые выражения. Одно «времени у нас тележка и сто вагонов» чего стоит! — Хорошо, я скажу ей, — буркнул Ёрш. — Я кое-что ей скажу.