Спаситель и сын. Сезон 4 - [4]

– Нет, ему нельзя нам звонить.

Спаситель только сейчас вспомнил, что Камиль Кюипенс, поступивший 2 января в клинику на лечение от алкогольной зависимости, первую неделю должен находиться в полной изоляции.

– Прости, пожалуйста… Да, я знаю…

Ему хотелось многое ей сказать: преодоление алкогольной зависимости проходит непросто, но уже через десять дней Камилю станет легче, он пошел на это ради нее, он выдержит. Но он молчал, ожидая, когда Элла начнет разговор так, как ей захочется.

Элла огляделась вокруг, набираясь решимости, и начала читать:

В осеннем лесу, на развилке дорог,

Стоял я, задумавшись, у поворота;

Пути было два, и мир был широк,

Однако я раздвоиться не мог,

И надо было решаться на что-то.

Я выбрал дорогу, что вправо вела

И, повернув, пропадала в чащобе.

Нехоженей, что ли, она была

И больше, казалось мне, заросла;

А впрочем, заросшими были обе.

И обе манили, радуя глаз

Сухой желтизною листвы сыпучей.

Другую оставил я про запас,

Хотя и догадывался в тот час,

Что вряд ли вернуться выпадет случай[4].

Какой психолог не спросил бы: что ты имеешь в виду? Почему ты сейчас это прочитала? Но Спаситель прикусил щеку и промолчал.

– Такое вот стихотворение. Я теперь учу стихи. А потом иду и на ходу рассказываю, они мне составляют компанию. – И прибавила, будто сделала признание: – Я сегодня много ходила.

А сегодня был понедельник, в школе начались занятия. Спасителю, который относился к Элле почти как к дочери, сразу захотелось спросить: «А почему ты не пошла в школу? Думаешь, травля в сети продолжается? Ты получала что-то обидное на телефон во время каникул?» Но он сдержался и на этот раз.

Элла вытащила руки из карманов. В одной у нее был нож с открытым лезвием. Спаситель невольно дернулся: движение Эллы было резким, опасным.

– Папин скаутский нож, – сказала Элла.

– Не просто нож, а настоящий «Опинель»[5], – отозвался Спаситель.

Элла протянула нож Спасителю, держа его за лезвие.

– Посмотрите, что на рукоятке.

Юный скаут Камиль когда-то вырезал свою фамилию – Кюипенс.

– Отлично режет. Я им почистила яблоко.

И Элла рассказала, как провела день. Она вышла из дома очень рано, собираясь идти в школу. По-другому и быть не могло. Она же получила письмо с извинениями от своих обидчиц из параллельного класса. Джимми Дельон, который запустил фотографию в сеть, получил нагоняй. Целый день учителя посвятили информации о кибертравле и о личной ответственности каждого. В общем, по мнению взрослых, дело благополучно завершилось. А вот у Эллы, подходившей все ближе к школе, с каждым шагом сильнее колотилось сердце.

– Вот здесь, – сказала она и показала на горло. – Я чувствую, когда у меня подступает. Начинает тошнить, по спине холодный пот, и ноги ватные.

В полуобморочном состоянии она повернула и пошла совсем в другую сторону – и поняла это, когда увидела, что стоит на берегу Луары.

– Я дошла до шлюза и пошла дальше все прямо, вдоль канала. За городом красиво. Я прошла сегодня километров десять, не меньше. Утром стучала зубами от холода, шла в тумане, поднимавшемся от земли. А потом его разогнало солнышко. Я дошла до небольшой деревеньки, купила в булочной венский багет и поделилась им с толстыми утками. Целая стая сидела на песке. А может, это были даже гуси.

Элла засмеялась, проговорила «га-га-га!» и прибавила: «Нильс Хольгерссон» – она вспомнила историю мальчика, который улетел с дикими гусями и странствовал по всей Швеции на спине старого гусака[6]. Она зажала отцовский нож коленями, поставив его лезвием вверх.

– К полудню я опять проголодалась, шла через рынок, там жарили кур, и у меня слюнки так и потекли. А денег больше не было. И тогда я… украла яблоко.

Она очистила его отцовским ножом, и это было самое вкусное яблоко на свете. Краденое.

– Запретный плод, – пробормотал Спаситель, думая, что Элла, поглощенная воспоминаниями, его не услышит.

Но она услышала и, соглашаясь, кивнула. В ней всегда были два человека: один погружался в воображаемые миры, а другой за ним наблюдал. Взгляд Эллы упал на нож, и она, словно разгадав его символический смысл, сложила лезвие и сказала:

– Папа берег его для Эллиота.

Эллиот, маленький братик Эллы, умер в утробе матери, а через год на свет появилась заменившая его Элла.

На столе зазвонил телефон, и Спаситель недовольно «чипнул»[7]. Обычно он предоставлял автоответчику записать сообщение, но тут интуиция ему подсказала, что нужно взять трубку.

– Алло! Мадам Кюипенс?.. Да, она у меня. Не волнуйтесь, пожалуйста… Все хорошо… Да, я ей скажу… Договорились.

Элла мгновенно превратилась в испуганную маленькую девочку и, когда Спаситель снова уселся напротив нее, с беспокойством подняла на него большие темные глаза.

– Домой из школы звонили, – предположила она упавшим голосом.

– Именно.

После второго урока из школы позвонили мадам Кюипенс.

– Мама сердится?

– Она пыталась с тобой связаться, она волнуется.

– Я отключила телефон. – Голос у Эллы тоже почти отключился. Зачем мама вмешивается в ее лечение? – Я хотела что-то еще вам сказать, но теперь не помню, – сказала Элла расстроенно.

Это было что-то важное. Ей хотелось вспомнить. А время шло, стрелки на часах двигались. Еще несколько минут, и Спаситель произнесет завершающую фразу: «Остановимся сегодня на этом».