Спаситель и сын. Сезон 3 - [32]

– Да знаю я, знаю. – Камиль ощетинился. – Но если от лечения нет толку…

– Откуда ты знаешь, есть толк или нет? – вспыхнула Элла, готовая вскочить и забыв о ботинках.

Ботинки как магнитом притянули взгляд Камиля.

– Вот я об этом и говорю, – сказал он дрогнувшим голосом. – Почему ты их носишь?

Элла поджала ноги.

– Мне так нравится.

– А мама тебе розовые кеды покупает, – так и прыснул Камиль и, вспомнив, какой видел дочку утром, сказал: – Тебе совсем не обязательно подражать сестре. Ты не такая, как она.

– А какая? – негромко, словно размышляя вслух, спросил Спаситель.

– Ну, такая… похожа на мальчишку… но не совсем мальчишка…

– Не совсем мальчишка, – повторил Спаситель.

Кюипенс сорвался:

– Что?! Опять будете впаривать мне про сына, который умер до ее рождения… будто бы…

– Будто бы что?

– Не дождетесь. Знаю я вас, психологов, и в ваши штучки не верю.

– Я не хочу быть девочкой, – сказала Элла ровным тоном.

– Не хочешь что?… – задохнулся Камиль. – Но это же от человека не зависит.

Элла достала из сумки телефон и протянула отцу. «Фотографию показывает», – понял Спаситель.

– Вот этот вот… Это ты?!

– Вот этот вот, – с обидой повторила Элла.

Камиль вгляделся повнимательней.

– А что? Тебе идет! – сказал он наконец и вернул дочери телефон.

Их руки соприкоснулись. Оба удивились такой близости и посмотрели друг другу в глаза.

– Вас это не шокирует, – заметил Спаситель.

– С чего бы вдруг! – возмутился Кюипенс.

– Вашей дочери нравится ходить в мужской одежде. – Спаситель хотел убедиться, что Кюипенс не лукавит.

– Ну и что? На здоровье! Мне, честно говоря, и самому не очень нравятся девчачьи тряпки.

– Вы слышали, что сказала Элла?

– Что именно?

– Она не хочет быть девочкой.

– Но это же невозможно. – Он сказал это, обращаясь к дочери, с сожалением в голосе.

– Что невозможно? – не отступался Спаситель.

– Ну… пол, его же не изменишь!

Никто не сказал вслух, что «некоторые все же меняют», но все трое наверняка так подумали.

– У меня нету сына, я его потерял, это верно, – заговорил Камиль. – А дочери… они принадлежат матери, так мне всегда казалось. И я… как бы это сказать… не встревал. – Возможно, первый раз в жизни он пытался разобраться в себе. И ему было трудно и больно. – А Элла… Это все же я ей выбрал имя.

А в прошлый раз, припомнил Спаситель, месье Кюипенс все отрицал: и то, что имя выбрал он, и даже явное созвучие имени мертворожденного мальчика – Эллиот и заменившей его девочки – Элла.

– Я-то с самого начала видел, что ты у нас сорванец. И мне это нравилось. Но твоя мама все ахала: «Осторожно, не сделай ей больно! Осторожно, ей только три года!» Помню, однажды ты хотела влезть на самую высокую горку, с виражами…

– …а мама заставила меня кататься с маленькой, для малышни, – договорила Элла.

Они одно и то же помнили, об одном и том же жалели.

– Когда-то меня тоже тянуло на экстрим. Хотелось управлять самолетом или прыгать с парашютом.

– И почему же ты ничего такого не сделал?

– Не знаю. Так устроена жизнь… Кто-то всегда решает за тебя.

Ему пришлось возглавить мастерскую по хромированию металлов, которую держал еще его отец, и год за годом он тянул эту лямку, вдыхал кислотные пары и наконец стал пить.

– Но ты будешь делать что сама захочешь, – пообещал он дочери, – все сама будешь выбирать.

– Вы потрясающий человек, Камиль, – сказал Спаситель своим бархатным голосом.

– Потрясающий? А вы хорошо меня разглядели? – Голос Камиля дрожал, руки тряслись. – Видите, во что я превратился?

– Я вижу, какой вы на самом деле.

– Ну вы, психологи, даете! – Камиль сделал попытку рассмеяться.

Но у него текли слезы. Спаситель протянул ему коробку с носовыми платками и тут заметил, что она не меньше нужна Элле.

– Давай поговорим о школе? – предложил он вполголоса. Ему хотелось, чтобы Элла рассказала отцу, как ее травят.

– Зачем?

– Папа тебе поможет.

И вот месье Кюипенс узнал, что происходит. Первым его желанием было «отлупить паршивок», но потом он остыл и согласился, что надо все уладить так, чтобы никто не пострадал. Камиль уходил, положив руку на плечо Эллы, – твердую руку, уже не дрожащую.

Рабочий день кончался, Спаситель запирал кабинет, как вдруг телефон зазвенел в последний раз.

– Это доктор Агопян. Я хотел сообщить вам, что мадам Пупар выписывается в четверг, в 13 часов. У нее полная ремиссия. Хорошо бы за ней приехал сын.

Похоже, доктор Агопян не вполне понимал, что сын мадам Пупар – не санитар психиатрической службы, а бестолковый школьник.

– Я передам ему, – сказал Спаситель.

А мысленно он увидел Камиля Кюипенса, опекающим жестом положившего руку на плечо дочери. Если Габен покинет свое чердачное убежище и Спаситель больше не будет опекать его, может случиться что угодно.

* * *

На другой день ровно в 8 часов в дверь дома номер 12 по улице Мюрлен постучали первые пациенты, и продыха не было до самого конца дня, до 19:30. У Спасителя голова шла кругом от карусели чужих жизней.

– Здравствуй, Майлис! Входите, мадам Фукар. А вы – месье?..

– Можете звать меня Лионель. Извините, я должен ответить.

Спаситель предупреждающе поднял руку:

– Говорю сразу, месье… Лионель: вы зайдете и сядете только тогда, когда выключите телефон. Я прошу у вас сорок пять минут непрерывного внимания.