Спасенный рудник - [43]

Польников обратился к лежащему на кровати геологу.

— Скажи, долго еще твои экскурсии будут продолжаться? Не пора ли хоть что-то решать.

Тарасов вскочил, рывком натянул на себя одежду.

— Немного еще потерпи; кажется, начинает получаться. Кое-что я уже теперь знаю твердо.

— Я-то могу ждать и потерпеть, а вот дело не ждет. — Неужели ты вообразил, что я ничего не понимаю? — Пока я вижу, что ты, Михаил Федорович, тянешь, да еще и молчишь.

— Скоро заговорю.

— Смотри, как бы не опоздать.

— Тебе не нравится, как я работаю? Так попроси у треста другого эксперта. На мне свет клином не сошелся.

— Теперь просить поздно, все сроки прошли, — в сердцах ответил Польников. Стукнул дверью и вышел на улицу.

Размолвка продолжалась почти всю неделю. Просвет появился в день выздоровления соседки. Оба еще спали, когда она, потихоньку войдя в дом, ахнула и принялась за уборку, затопила печи.

Хозяин и гость проснулись в тепле, да еще наполненном вкусным запахом жареной картошки. Дружно встали, плотно позавтракали и, получив команду «без бани домой не являться», в отличном настроении разошлись на работу.

Вечером впервые за много дней вместе сели за стол, покрытый чистой скатертью.

— Как с планом? — осторожно спросил Тарасов.

— Не спрашивай. Опять за месяц сорок пять — пятьдесят процентов, не больше.

— Все дни?

— А что? — насторожился Польников.

— Интересно.

— Несколько смен фабрика давала лучше, чем обычно. Дня два совсем хорошо, даже больше плана. Но я теперь радоваться не тороплюсь. Раньше тоже бывали дни, когда какой-нибудь государственный участок или артель старателей вперед вырвутся. Дадут немного хорошей руды, смену-две отработаем, а там опять все по-старому.

— Да ты, я вижу, скептиком стал.

На каком же основании такой вывод?

— Даже мечтать боишься.

— Зато ты сегодня, Михаил Федорович, больно весел.

— Давай-ка лучше спать, а то опять поругаемся.

— Нет. Давай серьезно поговорим. На днях собираемся послушать твою информацию в партийной организации. Пойми же, терпения не хватает.

— Ванечка, дорогой, только не злись. Прошу тебя, помолчим еще недельку, не больше. Честное слово!

Ответ Тарасова, да еще в такой неожиданно теплой форме, вызвал улыбку у готового разозлиться Польникова.

— А что тебе даст такая отсрочка?

— Не мне, а нам, всем нам. Хочу, чтобы огни Кара-Кыза не потухли, веришь?

— Пожалуй, верю.

— Вот и все. Большего я. и не хочу.

— Ладно, несколько дней потерпим.

Утром Тарасов опять ушел до рассвета.

В последующие сутки он являлся домой в самое неопределенное время, чаще глубокой ночью. Спал часа три-четыре. Съедал, что оказывалось на столе, и убегал снова.

Непрерывна и бесконечно многообразна жизнь Земли. Свыше трех миллиардов лет насчитывает одна лишь достоверная история ее каменной корки, доступной для непосредственного наблюдения.

Человек нашел способы определять возраст камня с точностью до нескольких тысяч лет. Но для этого нужно иметь этот самый камень и подвергнуть его очень сложному анализу. Обнаружить радиоактивные минералы и выяснить, какое количество их успело подвергнуться распаду, скорость которого известна.

Ученые долго спорили, что считать земной корой. Многие согласились называть этим термином каменную оболочку планеты, как говорят, литосферу. Однако никто не знал, где кончается камень и начинается то, что следует относить к мантии, и где ее граница с ядром Земли. Решение принесли детальные исследования скорости прохождения через Землю сейсмических волн, вызываемых землетрясениями. Оказалось, что они ведут себя удивительно оригинально. Распространяясь всюду вблизи поверхности Земли с почти одинаковой скоростью, на некоторых глубинах они испытывают резкое ускорение или замедление.

Так, на глубине от. восьми до семидесяти километров от поверхности (глубина эта больше в горах, а меньше на дне океанов) скорость резко возрастает. По мере дальнейшего движения волн к центру Земли происходит еще несколько скачков скорости. Каждое такое изменение, несомненно, свидетельствует о том, что волна вошла в среду, находящуюся в каком-то другом состоянии, обладающую, например, большей плотностью или иной электропроводностью. Эти изменения удалось измерить, а значит, и выяснить некоторые данные о состоянии внутренних частей Земли.

Так было установлено, что внутренняя часть Земли вовсе не огненно-жидкая, как предполагали некоторые ученые, и вместе с тем не состоит из сплошной массы железа и никеля, как утверждали другие.

Неопровержимо доказано, что внутреннее вещество нашей планеты находится в исключительно уплотненном состоянии. Оно много тверже самой крепкой стали, хотя по химическому составу, вероятно, не очень отличается от веществ, слагающих поверхность Земли. На больших глубинах господствуют колоссальные давления и довольно высокая температура; благодаря этому любое вещество приобретает новые свойства. Уменьшаются расстояния между составляющими его ионами или атомами, а затем и между частями атома — электронами. Как говорят, вещество становится металлизированным.

Но если только сократится давление, например в результате появления какой-нибудь трещины, металлизированные массы разнообразных веществ потекут в сторону этой трещины. Так образуется расплав-раствор, который называют магмой. Иногда через открытые жерла вулканов магма выливается на поверхность, и тогда ее можно наблюдать либо в виде потоков расплавленного камня в момент извержения, либо в виде скоплений застывшей лавы, например громадных масс черного базальта.