Спасенный рудник - [42]

— Капсюль! — крикнул Устинов.

Но Тарасов и сам понимал опасность. В первый момент было желание отбросить кайлушку с капсюлем в сторону… Но в навале породы могли быть еще недочеты, и от небольшого взрыва они сдетонируют. Можно, конечно, отойти в сторону и отбросить кайлушку там… Но капсюль медный, а кайло стальное. Чиркнет случайно, появится искра — и конец!

Тарасов шагнул по штреку, неестественно вытянув вперед руку с находкой. Несколько раз он останавливался, как бы подыскивая место, куда лучше всего отбросить капсюль. Но, опомнившись, шел вперед по штреку, по квершлагу, поднимался по лестницам, ходкам, не останавливался на промежуточных площадках, упорно добираясь к поверхности.

Только там, присев на первое попавшееся бревно, чуть в стороне от устья шахты, когда сознание пришло в норму, Тарасов спокойно снял капсюль и положил его в карман, хотя это можно было сделать сразу, на месте. Он заметил рядом Устинова и рассмеялся:

— Как же это мы с тобой, Устиныч, а?

— Бывает…

— А где же главный? — спросил Тарасов.

— Переодеваться пошел, — с усмешкой ответил старик.

— Жаль! Надо бы доспорить.

— Без толку. Видно, без него придется… Устинов был, безусловно, прав. Надо было делать, делать многое… а времени оставалось все меньше.

Спустя несколько дней Тарасов встретил приземистого парня с сердитым взглядом, палившего в рассечке, когда они оказались прижатыми к старому забою.

— Здравствуй, знакомец! Ну как, здорово тебе попало от главного тогда? — шутливо спросил Тарасов.

— Да ну! И не ходил. Я же ничем не виноват. Видно, с вами поспорил, а на меня с выговором. Надо было спокойно повернуться и уйти, пускай сам бы он палил. Людей я пожалел. Смену им надо было обеспечить.

— Но кое-то в чем он ведь прав был. А?

Взрывник рассмеялся.

— А разве по-человечески это же сказать нельзя?

— Сколько вы тогда шпуров заряжали? — спросил Тарасов, уходя от необходимости давать характеристику человеку, виноватому во всем, что могло случиться.

— Пять. Про недочет знаю. В квершлаге стоял, как вы капсюль свой выносили. Да теперь, пожалуй, уже весь рудник об этом знает. Смеется народ. Говорят, Тарасов мужик подходящий, что хошь найдет, недочет враз ликвидировал.

— Ну? А что я его на-гора тащил, молчат?!

— Просто счастливый вы человек, и только, — не замечая шутки продолжал взрывник. — Хотя я тогда шнуры чуть не в два раза дольше отрезал, чем надо. Думал, опомнитесь, что уходить надо. Слышу — нет. Срок подходит, а они сидят, Корчмарев разливается… Минуты три я ждал, может и меньше, пока сам не напугался. Тушить — поздно; вам крикнуть — еще хуже: люди могут разум потерять. Не дай бог с испугу от крика бросились бы кто куда, замешкались, поскользнулись, да мало ли. Пока рвало, меня всего как в лихорадке било. А тут еще недочет! Только когда голоса ваши услышал, полегчало. Живы, думаю, целые. Тогда сразу про обиду свою вспомнил… Не наш он, главный-то, не горный человек.

— Ишь ты какой…

— Мы все такие… А он, Корчмарев, фабрику свою знает да, сказывают, бумаги может сочинять, и все… А тут надо вместе с народом, артельно в горе дело делать.

Вот и этот говорит — надо, но как?

10 Тарасовка

Польников приходил домой после тяжелого рабочего дня. Хозяйство у него было небольшим, но разнообразным и потому сложным, особенно если принять во внимание, что рудник жил на очень ограниченные средства. Нужно было напрягать все нервы, всю волю, чтобы не опустить руки, чтобы поддерживать рабочее состояние всего коллектива, пресекать неверие в завтрашний день, которое нет-нет да проскальзывало.

Тарасов все дни, а иногда и сутки напролет проводил в выработках. Подолгу беседовал со старыми горняками, много лет поработавшими в шахтах Кара-Кыза. Уходил с первыми лучами солнца, как и Польников, а возвращался, когда ноги уже подгибались от усталости. Бывало, выбившись из сил, Устиныч просил пощады и отправлялся домой. Он знал, что любые попытки вытащить Тарасова из шахты, особенно если найдено что-то интересное, безнадежны.

Польников чувствовал, что Тарасов поверил в возможность сохранить огни рудничного поселка и, значит, стал союзником коллектива. Главным, но не самым сильным. Отдалить или отменить приезд московской комиссии, которая должна вынести окончательное решение о судьбе рудника, могли только какие-то коренные изменения в его делах. Прежде всего следовало выполнять план добычи золота или хоть приблизиться к нему, иметь запас руды, который можно разрабатывать, и реальные доказательства перспективности дальнейших разведок.

Директору казалось, что геолог действует слишком медленно, забыл об опасности, нависшей над рудником, о задачах, которые нужно решать немедленно. Ведь даже если он что-то и придумал, то едва ли представители центра станут считаться с высказываниями какого-то районного инженера.

Как вернуть Тарасова к суровой действительности? Подсказывали же Польникову в тресте, что «чудак» в этой комиссии человек неподходящий. «Попросили бы вы назначить кого-нибудь постарше, поопытнее», — говорили ему. Может быть, и правда… Хотя, конечно, от него никак не зависел состав комиссии.

Однажды он специально просидел за столом до глубокой ночи в ожидании своего сожителя, рассчитывая за крепким чаем либо за рюмкой водки поговорить начистоту. Но Тарасов пришел лишь под утро. Заряд пропал, а утренний разговор вылился в стычку.