Спасенный Богом - [33]

Одноколейка Брянск-Дмитриев-Льгов была забита воинскими эшелонами, так что, подходя к разъезду, поезд стоял по пол суток, чтобы пропустить другой эшелон. Я это скоро понял, а поэтому быстро перебирался в поезд, который уходил первым. Таким образом, я поменял три-четыре раза эшелоны, и каждый раз смело забирался в теплушки к солдатам. Никто из них, меня ни о чем не спрашивал. Воспринимали мое появление, как нечто обыкновенное. Красноармейцы были эстонцы и латыши, народ, как мне показалось, мрачный и неразговорчивый. Между собой они говорили на своем языке, а со мной вообще никак.

Главная проблема была - чем питаться? Когда поезда стояли на разъездах, красноармейцам выдавали хлеб, они получали горячий обед из походной кухни, и приносили себе суп в котелках. Но мне просить у них еду было опасно, сразу обратишь на себя внимание. Замечаю, что когда солдаты носят в своих котелках суп в свои теплушки, у них выплескиваются на землю картофелины. Хожу взад и вперед по платформе, подбираю их и ем, но чтобы насытиться, этого мало.

На третий день, 18 сентября, подъезжаем с утра к станции Брасово. Выясняется, что до вечера поезд не тронется. Тогда я решаюсь пойти в ближайшую деревню, может быть, мне удастся раздобыть немного хлеба. Вхожу в ближайший дом и спрашиваю у хозяйки, нельзя ли купить хлеба. Она дает мне большой ломоть и говорит: " Да ведь вам уже раздали всем хлеба". Она принимает меня за солдата, ими полна деревня, все они расквартированы по домам. " Нет, мне не раздавали, - стараюсь, объяснит ей, - я железнодорожник, в командировке". " А вот и мой постоялец возвращается, она имеет в виду расквартированного у нее красноармейца, - он такой говорун!" - добавляет она. Поспешно решаю уходить, но на пороге сталкиваюсь с ним. " А, товарищ, какой роты?" - спрашивает он меня. " Нет, я железнодорожник, тороплюсь, наш эшелон уходит", - бурчу в ответ. Скорее на станцию. Здесь у меня происходит странное знакомство. Довольно не определенная личность, вероятно, какой-то служащий, одет в шинель. Разговорчивый. Выясняется, что он из-под Дмитриева, там, где сейчас поблизости проходит фронт. Он возвращается к себе, торопится, не знает, как удастся попасть домой, готов хоть пешком идти. Словом намеренья его совпадают с моими. Думаю даже сговориться идти вместе с ним, он знает местность, но воздерживаюсь.

Под вечер выходим с ним прогуляться вдоль железнодорожного полотна, широкая проселочная дорога идет рядом. Проходим саженей сто до шлагбаума, где эта дорога пересекает железную. Вижу, что с запада навстречу нам едет обоз. Мы остановились. Шедший рядом с передней подводой военный, увидев меня, восклицает" " Вот это встреча! А ты как здесь? Тебя ведь арестовали?" Узнаю и я его, это тот красный "унтер", вместе с которым мы ехали в вагоне из Льгова в Коренево. Видно до него дошли слухи о моем аресте. Достаю бумагу, документы, рассказываю, что мой арест был безосновательным, что Особый отдел все рассмотрел и, меня выпустили. Читает мою справку об освобождении, но не понимает: " Так зачем ты туда опять идешь? Там же отступают!". С запада доносятся раскаты канонады. " Никуда я не иду, а просто прохаживаюсь перед станцией. Вот мой спутник тоже со мной. Ждем поезда". Это была полу правда, но она его убедила. " Унтер" продолжает свой путь рядом с обозом.

" Что он к Вам придирался?" - с удивлением спрашивает меня мой новый знакомый.

"Пустяки, он дурак и лезет не в свое дело, - отвечаю я, - Я ему показал документы, он и отстал. Все стали подозрительными". " Да, - отвечает он, нужно держаться осторожно. Как бы не попасть в историю".

На станции идет спор между красными и несколькими железнодорожниками. Красноармейцы кричат и требуют немедленной отправки поезда. Приказывают и угрожают оружием, а те говорят, что нет паровоза. " Вы, предатели, саботажники! Вы, железнодорожники, нам помогать обязаны, - кричит солдат. Вы, что не понимаете, за что мы боремся? За ваше будущее!" " Да не можем мы дать сейчас паровоза. Его пока нет, - отвечает железнодорожник. И помолчав, добавляет: " А за что идет война, мы понимаем". Наконец, поздно вечером наш эшелон трогается. Забираюсь в теплушку и засыпаю.

Глава 7

Самый долгий день - 19 сентября 1919 года

Господи, я верую,

Но введи в Твой Рай

Дождевыми стрелами

Мой пронзенный край!

С.А. Есенин

На рассвете наш эшелон подошел к последнему разъезду между станциями Комарчи и Дерюгино и стал разгружаться. Красноармейцы повылазили из своих теплушек. Быстро были разгружены разные повозки, выкачены орудия, и вскоре весь отряд покинул полустанок и направился в восточном направлении в соседнюю деревню.

На станции, вокруг обсуждают: " Как быстро и без криков выгрузились эти латыши. И уже дальше пошли. Не то, что наши!" Выясняется, что никаких поездов далее на юг не предвидится. Значит нужно идти пешком до Дмитриева, ждать бессмысленно и опасно. Спускаюсь на рельсы и шагаю по шпалам. До ближайшей станции Дерюгино, десять верст, а оттуда еще пятнадцать до Дмитриева. Вокруг меня не души. С обеих сторон дороги желто- золотистый осенний лес. Ночью был сильный мороз, вся трава белая, в инее, побелели и листья на деревьях, но под лучами восходящего солнца иней таит. После стольких дней дождя и ветра опять чудная солнечная погода. Тем лучше. Наконец дохожу до Дерюгино. На станции и на площади перед ней полно красноармейцев, около ста человек. Одни сидят, другие ходят, видно ждут отправки куда-нибудь. Пока я шел по шпалам, меня обогнало два товарных поезда, теперь я вижу, как их на станции грузят снарядами и готовят к отправке. Двое подростков, явно из местных, вскакивают на буфера тендера, между вагонами. Я быстро следую за ними.