Спасенье огненное - [97]
– Вот, Борецька, погляди, это тятя с мамкой твои. Катаев Иван Васильич да Турова Елена Григорьевна, царство им небесное, дай им, Господи, успокоение, а уж мы их не забудем. Карточки я ихные схороняла-прятала, теперя давай вот тутока на стенку повесим. Это оне в 1937 годе, вот написано Ваниной рукой. Как сговорилися, так сходили и на карточку снялися. Это он в армии, написано – Каунас. На машинах он все ездил, шоферил. Это Елена, на учительницу выучилась, послала Ване карточку в армию. Это Иван на фронте, вишь, машина какая у его большая. Это карточка тоже оттудова, Победа. Мог в армии остаться, был бы теперя живой. Елена сказывала: иду, мол, по тракту из Турят в Кленовку. Летом в 1945 годе. Как из деревни вышла, туфельки сняла, чё их топтать-то, несу, мол, в руке. Тамока недалеко от Туренков-то до Кленовки. Ране-то было верст десять. Встречь машина идет грузовая. Уж проехала, кто-то ее скричал. Оглянулась, Ваня на ходу из кузова выскочил. С 1937 года не видалися. И как-то уговорил ее Иван, сошлися. Жили в поселке железнодорожном сначала у ей в школьной квартирке. Робить устроился в сельпо, дак Ваня парень бойкой, стал в начальниках. Она учительница. Дом построили, в поселке на краю, от Вотяцкой горы недалеко. Ты родился в 1946 годе. Я Елену-то уж на сносях видела у нас в деревне, когда Вассу Васильевну Турову хороняли, бабушку-то твою. Зимой дело было, Елена одна приходила. (20 километров. Пешком. Зимой. Женщина беременная. – Прим. авт.) А у нас в ту зиму тятя простудой помер, дед-от твой, Василей Михалыч. Шубу ему заказал мужик один из Менделеева, он сшил да и понес. (50 километров в один конец. Старику 70 лет. – Прим. авт.) А мороз шибко стоял. На обратном пути догоняет его сельсоветская машина, шофер-то знакомой, возьми, да и посади его. Шел бы тятя пешком, дак досё жил бы. А в кабине-то простыл. Два дни на печке полежал – и хоронить пришлося.
А Елена с Ваней хорошо жили, весело, я у их сколь раз бывала. Ваня-то все песню петь любел и нас научил:
– К Елене бывшая свекровка приходила, Николы Смирнова мать. Заставит нужда – найдешь дорожку. Шибко гордилася, а вот чё, всех у ей трех сыновьев на войне убили. Старик помер, сама в колхозе робить не может, ложись да помирай. Просилася: возьми, мол, в няньки. Шибко просилася. А оне уже Матрене Федотовне из Малой Кленовки обещалися. Тоже одна осталася. Всех мужиков на фронт проводила. Ни один не пришел. Помнишь баушку Федотовну, водилася с тобой котора?
…А потом на Ивана чё-то написали. Анна сказывала, Еленин бывший милиционер на ее пообиделся, что с им жить не стала. И чё-то написал. Кто знат, так ли нет было. Ета сатана-та усатая сколь народу заглотила, не подавилася. Чё, смотри, кака была деревня, чё нас зорить было. Их с Еленой в пятидесятом годе забрали обоих. И ни-и-чё, ни слуху, ни духу, никакой весточки.
«Катаеву Борису Ивановичу. На ваш запрос можем сообщить следующее. Ваши родители Катаевы Иван Васильевич и Елена Григорьевна погибли в 1950 году при этапировании на поселение в Тюменской области. Обстоятельства гибели и место захоронения неизвестны».
– Жил-жил, а в пятьдесят лет понял, что я сирота. Не хватает тоски по родителям, их лиц в прошлом, их могил. Приди ко мне, тетка Маня, хоть во сне приди, обними…
– Ну, ты, Борецька, и набаловал в гостях у тетки Анны! Тебе годов пять было. У ей гусак был серый. Большушшой, шею вытянет, дак мне выше пояса. Я гляжу: на тебя гусак бежит, крылья раскинул. Господи, кака страсть! А ты его руками за шею-то хвать! Чуть не задушил гусака-та! Мы подбежали – он уже и голову повесил. Откачали гусака, только отвернулась – ты пошел жеребенку хвостик гладить. Тот как шваркнет копытком – тебе в нос. Умыла-вытерла, посадила тебя возле крылечка на половичок играться, кияночку деревянную дала. К тебе цыпленок подошел, петушок, ты его стук кияночкой по головешке… Анна мне тут и говорит: мол, Марея, Митрей уже кобылку в телегу запряг, дак вы и поезжайте с Богом. Выгостилися. Анна-та, царство ей небесное, скупая у нас была.
С туровской, материной, стороны навещал их с Маней дед Григорий Филиппович. Дед высокий, прямой, в аккуратной косоворотке навыпуск, подпоясанной тонким кожаным ремешком. Приносил бидон меду. Посидит недолго. Отпусти, мол, Борьку погостить. Поедут на лошадке в деревню Нижние Кизели. Недалеко. Тоже там Боря недолго погостит. Пусто в дедовом доме. Стены темные, гладкие, чисто. Книги большие, иконы, много икон. Посидят с дедом да друг на друга поглядят. Скучно Борьке у деда. Не виноват был дед, что опустел его дом, что внуки неведомо где. Дочь сгинула с Иваном Катаевым вместе, пацан растет с этой засранкой катаевской, Марией, вон у ей куры в избе. Жизнь сама по себе пошла, ничё сделать не можно, никак ее не направишь.
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.