Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор - [13]

Мы вышли из зала в холл, стараясь не обсуждать дело, — не хотелось гадать, каким будет исход. Через полтора часа мы вернулись, чтобы услышать вердикт.

Члены комитета заявили, что, выслушав и взвесив показания, они пришли к выводу: «Оснований для разбирательства нет», и на мою практику не должно быть наложено «никаких условий». Они знали, что на следующей неделе начинается коронерское расследование, и сказали, что могут пересмотреть решение в зависимости от его результатов.

Я поблагодарил барристера. На обратном пути мы остановились выпить в одном из пабов на Юстон-роуд. Мы еще не победили, но преодолели большую преграду.

* * *

О моем деле сообщили в государственную больницу Илинг, куда направили копию отчета Эмпи. Администрация больницы изучила его, но не нашла причин отстранять меня от работы. Таким образом, я продолжил практику в больнице Илинг. Этот отчет уже дважды использовали против меня в Генеральном медицинском совете и больнице, однако пока ему не удалось произвести тот эффект, на который тайно надеялись его авторы.

Глава 4

18 октября 2010 года

Я часто советовал коллегам-хирургам делать все возможное в операционной, на амбулаторном приеме и в палатах, чтобы избежать коронерского расследования и судебного процесса. Во время расследования все показания даются под присягой, и любая ложь грозит уголовной ответственностью.

Я хорошо изучил материалы дела, но этого было недостаточно, чтобы давать показания. Согласно расписанию, составленному коронером, мне предстояло это на третий день, первый же я планировал потратить на ознакомление со всеми процедурами.

Я отпросился с работы на всю неделю и ближайшие два дня хотел посвятить подготовке.

Чтобы найти здание суда, за день до начала расследования мы с Кэтрин поехали на машине в Барнет на севере Большого Лондона и отыскали неподалеку подходящую парковку. Мы хотели избежать задержек и минимизировать риск того, что что-то пойдет не так. Я волновался.

На прошлой неделе из Маската приехал наш сын Дэниел, чтобы поддержать нас в это непростое время. В последний раз я был в коронерском суде в конце 1970-х годов на севере Англии. Меня вызвали по делу о смерти пациента с воспалением поджелудочной железы (панкреатитом), которое развилось после серьезной автомобильной аварии. Я быстро дал показания, и после короткого слушания коронер вынес вердикт: «Смерть в результате несчастного случая». Это было легко.

Утром, когда мы ехали на расследование по делу смерти мистера Хьюза, меня не покидало неприятное предчувствие. Тем не менее я был уверен, что этот несчастный пациент умер от заражения крови, развившегося из-за перфорации кишечника, вызванной дивертикулитом. Судя по увиденному во время операции, я ничего не мог сделать, чтобы спасти ему жизнь.

Мы приехали примерно за час до начала и оставили автомобиль на переполненной парковке, но решили отказаться от кофе в ближайшей кофейне и сразу же направиться в суд. Многие работники больницы имени Клементины Черчилль, которые ухаживали за мистером Хьюзом, уже приехали — больница заказала микроавтобус. Заседание было открытым для публики, и я увидел группу людей, которых, кажется, видел в больнице во время пребывания там мистера Хьюза.

Я встретился со своим барристером — она уже была в парике и мантии и провела меня в зал суда. Это была та же женщина, что представляла мои интересы на слушании в Генеральном медицинском совете. Она указала мне на место в ряду прямо за ней — вероятно, если бы потребовалось задать вопросы во время процесса, я должен был находиться неподалеку. Были и другие люди, одетые в мантии. Как я узнал позднее, кто-то из них представлял семью умершего, а кто-то — больницу. Именно тогда я понял, что все гораздо серьезнее, чем представлялось.

Коронер моего дела был одним из немногих в стране, настаивавших на полном традиционном одеянии барристеров.

В моем ряду были и другие врачи, но семья сидела в отдельной зоне, далеко от меня. В передней части зала суда стоял высокий стол со стулом, похожим на королевский трон, а справа от него находилась трибуна для дачи свидетельских показаний с книгами на краю. За мной сидели люди в костюмах и с ноутбуками, на экранах которых были фотографии зала суда. Я предположил, что это были репортеры, и оказался прав. В то утро в суде было более 500 человек.

Когда коронер вошел, все встали и сели лишь вслед за ним. Он был миниатюрным, но имел репутацию свирепого человека. Он сразу приступил к делу: «Цель этого суда — установить четыре вещи: кем был этот человек, где он умер, когда и как», и, осмотрев зал, добавил: «Мы здесь никого не судим».

Первыми давали показания родственники, им нужно было описать жизнь умершего и его отношения с семьей. Его охарактеризовали как нежного, любящего и трудолюбивого человека, для которого семья многое значила. Первым медицинским свидетелем был резидент-болгарин. Он дежурил, когда мистер Хьюз находился в больнице, и его несколько раз вызывали к пациенту, когда тот жаловался на боль в животе. Резидент назначил обезболивающее и слабительное, но, по его признанию, больше ничего не сделал для пациента. Вечером он позвонил мистеру Джону Холлингдейлу, ортопедическому хирургу-консультанту, и по его инструкции назначил анализы крови, рентген брюшной полости и грудной клетки. Резидента допрашивали до обеденного перерыва.