Спартакиада для варваров - [50]

Наконец, истл и сальф сдались, остальные тоже, и Вархар сквозь хохот продекламировал:

– Остроумие!

Генерал посмотрел на Чарма, Лархар – на Гвенда, а Эйдигер спросил:

– Ну и кто круче всех в интеллектуальных играх?

Истл и сальф одинаково вжали головы в плечи, нервно заморгали, и только Гвенд пискнул:

– Мы хотим сатисфакции! В шахматы, например?

– Чего это он там сморозил про садофакты? – обратился Бурбурусс к Лархару. Зарзелази пожал плечами и подмигнул другу свежеподбитым женой глазом.

Наверное, намекал на фингал как на очередной «садофакт» из собственной бурной семейной жизни.

– В шахматы – так в шахматы! – бодро объявил Вархар. – Тогда придется переместиться в нашу с Олей квартиру. Там места побольше.

И они с Эйдигером исчезли за дверью.

Я пораженно посмотрела на сестру, сальф с истлом тоже. Оля улыбнулась как истинная Маллитани – наверное, так улыбались амазонки пленным незадолго до казни, – и объявила:

– А вот мы сейчас пойдем туда и выясним!

Почему-то казалось – Оля в курсе, но собирается сделать присутствующим фееричный сюрприз. Наша дружная компания переместилась в квартиру сестры с мужем, устроилась на вместительном диване, обитом темно-бордовым флоком, и несколько минут озиралась. За пару дней я привыкла к интерьерам аннигиляторов, можно даже сказать – адаптировалась. Ни резные кресла, похожие на антикварные, краденные из какой-то дворянской усадьбы, ни гигантский офисный стол с полкой для принтера, ни люстра-ромашка с аляповатыми лепестками уже не вызывали прежних эмоций. Даже грудастый коврик больше не стал центром внимания.

В отличие от Вархара и Эйдигера.

Когда скандры вернулись, мы все разинули рты от удивления. Мужчины тащили громадный ковер, расчерченный шахматными клетками.

Расстелив его на половину комнаты, друзья сбегали куда-то снова и принесли фигуры. Вархар тащил за спиной громадный мешок, размером с трех скандров, а Эйдигер придерживал его сзади, чтобы не шкрябал об пол.

Издалека и в темноте многие приняли бы фигуры за каких-то очередных гостей-иномирцев – такого они оказались размера. Пешки доставали нам с Олей до груди, кони были на голову выше, слоны – аж на две. Когда скандры начали расставлять шахматы на «доске», обнаружилось, что и тут они порезвились на славу. В пешках угадывались сальфы, скрюченные в позе сильного испуга. В ладьях и слонах – бравые скандры с фирменными оскалами на лицах. В конях – мрагулы в традиционных юбках-шортах и в любимой позе Бурбурусса – ноги на ширине плеч, руки по швам. Лица королей удивительно напоминали лицо нашего ректора. Белый Езенграс задумчиво грозил кому-то кулаком вместо державы. Черный улыбался так, что грозить уже не требовалось – слабонервные и так упали бы в затяжной обморок.

Вархар закончил расставлять «черных», Эйдигер – «белых», и приятели оперлись каждый о короля, закинув ногу за ногу.

Чарм с Гвендом придвинулись друг к другу поближе, словно это их как-то поддерживало, и внушатель угрюмо уточнил:

– Играем на раздевание?

– Мгу! – радостно подтвердил Вархар. – Хотя можно и на щелбаны. Но… – Он покосился на Эйдигера, на сальфа с истлом и с сомнением в голосе закончил: – Боюсь, после первого же проигрыша вы забудете, во что играли. Поэтому лучше все же на раздевание. И мы даже предоставим вам белых… Так сказать, от всей широты варварской души!

Следующие несколько часов доказали, что такие скандры, как Вархар с Эйдигером, непобедимы во всем. После седьмого мата Гвенд дрожащими руками снял последний носок, покосился на Чарма, тоже в одном исподнем, и простонал:

– Может, хватит, а?

Вархар с Эйдигером переглянулись и молча принялись расставлять фигуры заново.

К тому времени Слася ушла «на тренировку» перед завтрашними соревнованиями по убийственной, как мне уже начинало казаться, гимнастике. В наши окна то и дело влетали булавы, обруч, а плетка отстегала ближайшие мостовые так, что от них откололась половина камушков. Ловил Сласины «неожиданности» Генерал, которого Вархар с Эйдигером «дисквалифицировали за оскорбление ферзя». Препод по военке назвал его «фигня». И долго настаивал на собственной трактовке, пока Олин муж не пригрозил ему кулаком. Тогда Генерал поверил, что фигня – это «то, что совершенно никому не важно и не нужно, как мужество – сальфам или мозги – зальсам» – так доступно объяснил ему Эйдигер. Вооруженный этим ценным знанием, Бурбурусс ретировался к окну, охранять нас от Сласиных художеств в гимнастике.

Еще две партии – и проректоры обернулись в простыни, как римские патриции.

К моменту их финального сокрушительного поражения и окончательного стриптиза Академию накрыли сиреневые сумерки. Напротив окон зажглись странные фонари, похожие на асимметричные капли воды. С улицы повеяло цитрусовыми и терпкими специями.

Вархар посмотрел на Эйдигера. Эйдигер за несколько минут собрал шахматы и куда-то унес их в мешке. Генерал встал и рявкнул Чарму с Гвендом.

– Ну, служивые! По домам!

Проректоры дружно встали и ровным строем, точно попадая в шаг, замаршировали к двери, а следом за ними – Генерал.

Выглядело так, словно викинг захватил римских патрициев и, судя по лицам пленников, ведет их на казнь.