Спартак - [44]

Было это в июне 73 года.

Глава седьмая СОБЫТИЯ В РИМЕ. МАКР И ЕГО ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

73 год оппозиционные сенату элементы встречали со смешанным чувством ожидания и тревоги. Все понимали: в борьбе партий наступает решительный момент.

Преемником Л. Квинкция выступил новый народный трибун — Г. Лициний Макр (107—66 гг. до н. э.), человек красноречивый, образованный, энергичный и уважаемый в народе.

Цицерон относился к Г. Макру, как и ко всем трибунам оппозиционного направления, крайне недоброжелательно. Соглашаясь с тем, что «у него было обширное и глубокое образование», о его красноречии Цицерон отзывался неодобрительно.

В сенате Макра не любили за нападения на виднейших сенаторов, но поделать с ним ничего не могли, так как Макр являлся родственником и ставленником М. Красса, а в данный момент заигрывал еще и с Помпеем.

Выступая на народных сходках в 73 году, Макр старался вдохновить слушателей на продолжение упорной борьбы с существовавшим режимом.

— Вы надеялись, — говорил он, — что со смертью Суллы, установившего у вас проклятое рабство, придет конец злу? Но явился гораздо более жестокий тиран — Катулл. В итоге в консульство Брута и Эмилия Мамерка произошел мятеж, а затем консул Г. Курион свой деспотизм довел до погибели ни в чем не повинного трибуна (то есть Л. Сициния. — В. Л.). Вы сами видели, с каким бешенством выступил в прошлом году против Луция Квинкция Лукулл, наконец, какие толпы возбуждаются теперь против меня…

Но я питаю все-таки добрую надежду на помощь с вашей стороны, и надежда преодолевает во мне всякий страх, и я решил, что для храброго мужа лучше потерпеть неудачу в борьбе за свободу, чем совсем уклониться от этой борьбы.

Ободренные знаками общего внимания и поддержки, Квинкций, Макр и их друзья возобновили кампанию процессов, привлекая под различными предлогами к ответственности судей, осудивших Оппианика, который после изгнания всюду скитался и нигде не находил себе пристанища (в 72 г. до н. э. он умер от горячки под Римом).

Сулланцы отвечали своим противникам такими же процессами.

В результате взаимных обвинений и контробвинений оказались осуждены следующие сенаторы: П. Септимий Сцевола — за вымогательство, Г. Попилий и Г. Геренний — за казнокрадство (со взысканием денег), М. Атилий Вульб — за оскорбление величия римского народа. Вторично был привлечен к суду Г. Фалькулла: его обвиняли в получении от А. Клуенция взятки в 50 тысяч сестерциев. К большой досаде врагов, Фалькулле, однако, удалось оправдаться. «Оно и понятно, — замечает Цицерон, — дело велось так, как это требуется по заветам предков, без насилия, без паники, без угроз; все дали защите высказаться, изложить, доказать, судьи убедились, что любой человек, не входивший в состав суда в течение всего предшествующего времени и руководимый только своей совестью, мог вынести Оппианику обвинительный приговор; более того, даже если бы он как судья не знал ничего другого, кроме вынесенных об Оппианике предварительных приговоров, ему и этого было бы вполне достаточно».

Серия политических процессов дополнялась в высшей степени скандальными гражданскими процессами над «дурными и наглыми людьми», как именовал их Цицерон (так называли в Риме тех, кто подделывал завещания, выбрасывал своих соседей из домов, обирал юнцов). Среди этих дел особенно выделялись новые процессы, проводившиеся Верресом.

Одновременно разворачивалась ожесточенная борьба различных групп в сенате и на форуме. Сулланцы, производя давление на народных трибунов, раздавая им всякие личные обещания, оказывая услуги, в конце концов склонили их на свою сторону, оставив Макра в полном одиночестве.

Но он все-таки не сдавался и продолжал борьбу, стараясь раскачать граждан на активные действия. Касаясь своих трусливых коллег, Макр восклицал:

— Квириты! Все другие люди, избранные для защиты ваших прав, обратили все свои силы и всю свою власть против нас. Они, соблазненные благодеяниями, посулами и наградами, сочли за лучшее покинуть вас за плату, чем бесплатно действовать честно.

Макр предостерегал против сулланцев и их хитрой демагогической политики; он обещал народу поддержку воевавшего в Испании Помпея.

— Нужно, — говорил он, — опасаться хитрости с их стороны. Ведь они припасают для вас всякие приманки и откладывают дело до возвращения Гн. Помпея. Но ведь и его самого они поднимают выше своей головы, пока они его боятся. А как только пройдет их страх, они будут готовы растерзать его живьем.

Нет, квириты! По моим наблюдениям мне достоверно известно, что Гней Помпей, этот молодой герой, добившийся уже такой славы, предпочтет занять первое место в государстве с вашего согласия, а не быть соучастником их владычества. И еще мне известно, квириты, что он прежде всего восстановит трибунскую власть.

Среди этой достаточно дерзкой агитации в Рим вернулся с востока 30-летний Г. Цезарь.

За три года он прослушал на острове Родос курс ораторского искусства у лучшего из учителей этого дела знаменитого А. Молона и много упражнялся в произношении обвинительных речей, побывал в начале 3-й войны с Митридатом в роли самозваного командира вспомогательного отряда — с ним он удерживал в повиновении римлянам карийские города и, как говорили в Риме, даже изгнал из области видного понтийского военачальника Метрофана.