– Говорит «Луна». Мы несколько перетяжелены. Спуск убыстряется. Говорит «Луна». Привет участникам Всемирного конгресса в защиту мира! Привет Максиму Горькому и другу нашему Ромену Роллану! Земля внизу крупнеет. Бережем балласт для посадки. Земля несется на нас.
– Падают, – сказал Ромен Роллан.
– Спускаются, – прошептал Горький.
Светило, пронизывая липы, солнце. Оно лежало на траве золотыми кружками. Золотые пчелы кружились не спеша в желто-зеленых, тенями разделенных ветвях сладостно пахнущих лип.
В небе крупнел, опадая серебряными боками, стратостат.
– Он падает! – закричал Рокитский, сверкая синими круглыми глазами бинокля.
– Говорит «Луна». Аппарат перетяжелен. При толчке приземления приборы могут испортиться. С целью облегчения стратостата и экономии балласта часть экипажа прыгает.
Горький схватился за столик.
Из радиоприемника раздался спокойный голос:
– Профессор, я проверил ваш парашют. Старайтесь, управляя кривизной парашюта, спуститься ближе к дороге. Вы в этом тренировались?
– Мало. Берегите приборы. Я помогу открыть люк.
Ромен Роллан откинулся на спинку кресла.
– Говорит «Луна». Мы открываем люк. Прыгать будем без кислородного прибора... Первым прыгает профессор. Не забудьте кольцо. До свидания. Прыгнул! Падает!.. Помните: сразу нельзя открыть парашют. Падает! Падает! Падает! Парашют раскрылся.
Горький ударил по столику сильной рукой.
– Раскрылся. Висит над нами. Я его знаю: полный, рыжий, немолодой человек, любит смеяться.
– С вами никто не справится, – сказал Роллан.
– Говорит «Луна». Падение замедлилось. Все в порядке. Холодно. Запотели и замерзают стекла. Хлопает складками оболочка... Прыгает второй.
Молчание.
– Говорит «Луна». Он падает! Падает! Падает! Затяжной прыжок... Раскрылся.
– Толчок должен быть, – сказал, тяжело дыша, Горький.
– Говорит «Луна». В гондоле стратостата я один. Медленно опускаюсь. Внизу два белых пятна... парашюты. Тень стратостата бежит по полям. Окна замерзли. Вижу разряды статического электричества внутри оболочки. Готовлю парашют.
– Опасно, – коротко сказал Горький.
– Говорит «Луна». Вижу поезд, у него два следа – дым и тень от дыма. Вижу заводы, поля, Москву и пятиугольное сердце Кремля.
– Посмотрите, на цветке пчела, – сказал Горький.
– Говорит «Луна». Прерываю радиопередачу. Готовлюсь приземляться. Веревка, клапаны работают хорошо. Снизу кричат, приветствуют. Прекращаю передачу.
– Идемте в сад, друг. В саду небось пчелы ошалели от счастья: в такое утро самый мед.
В круглом бассейне празднично синел, как вырезанный на пробу, кусок неба.
Солнце еще подымалось.
– Как советские люди любят сейчас, – сказал Горький, – маленькую, милую, великую, зеленую, новую землю! Как мы опишем ее!
1949
