Сознание и голоса разума - [2]

Потом, разумеется, были другие решения — теория беспомощного наблюдателя Гексли (Huxley, 1896), говорящая, что сознание просто наблюдает поведение и не может ничего делать. Но если это верно, то зачем оно вообще нужно? Поэтому на смену пришла теория эмерджентной эволюции (emergent evolution), намеревавшаяся избавить нас от такого пессимистичного взгляда. Наиболее полно она была разработана Ллойдом Морганом (Lloyd Morgan, 1923), хотя сама идея берет начало в 19 веке. Простейший пример — вода: если вы возьмете водород и кислород, вы не сможете найти в них воду или влажность. Влажность есть результат. Сходным образом, если в ходе эволюции имеется определенное количество мозговой ткани, то внезапно вы получаете сознание. Сознание есть результат, следствие (emergent), не выводимое из чего-либо предшествующего. Эта теория также возрождается в работах некоторых нейрологов сегодня. Но, если проанализировать, она не приводит ни к каким гипотезам, и не говорит нам о каком-либо из процессов ничего. Эмерджентная эволюция — это ярлык, которым мы прикрываем наше неведение.

То, что я хочу вам представить сейчас — это другой тип решения, удививший меня богатством необычных и проверяемых гипотез, которые оно порождает, а также удививший меня в смысле направлений, в которых шла моя работа. Но сначала мы должны прямо рассмотреть вопрос о том, чем является сознание. А перед этим, я сначала обрисую некоторые аспекты того, чем сознание не является.

Чем не является сознание

Во-первых, сознание — это не вся психика (mentality). Вам это очень хорошо известно. Существует множество вещей, которые нервная система выполняет для нас автоматически. Все разнообразие воспринимаемых свойств — например, размер, яркость, цвет, форма, которые наша нервная система сохраняет в широком диапазоне окружающих изменений света, расстояния, угла зрения, или даже нашего движения, при котором объекты сохраняют свое положение, называемое константой расположения (location constancy) — все это делается без какой-либо помощи со стороны интроспективного сознания.

То же и с другим широким классом активности, которую можно назвать преоптивной (preoptive), то есть то, как мы сидим, ходим, передвигаемся. Все эти действия делаются без осознания, если только мы не решим осознавать их — преоптивная природа сознания. Даже в речи, роль сознания более изменчива, чем некое постоянное сопровождение моих слов. Я сейчас не вхожу осознанно в хранилище своего словарного запаса, и не выбираю осознанно элементы, чтобы встроить их в эти синтаксические структуры. Вместо этого, я демонстрирую то, что может быть описано как намерения с определенным смыслом, которые я называю струкциями (structions), а затем лингвистические паттерны привычек, возникающие без дальнейшего вмешательства моего сознания. Похожим образом, слушая чью-то речь, чтО именно вы, слушатели, осознаете? Будь это потоком фонем, или даже, на более высоком уровне, морфем или даже слов, вы бы не понимали, что я хочу сказать.

Сознание часто путают с простым чувственным восприятием. Исторически, мы выводили и абстрагировали идеи чувственного восприятия из осознания (realization) наших органов чувств, и затем, исходя из наших предварительных допущений о разуме и материи (mind and matter) или душе и теле, мы думаем, что эти процессы должны быть отнесены на счет сознания — но это не так. Если кто-то из вас по-прежнему думает, что сознание есть необходимая часть чувственного восприятия, то, я думаю, вам придется дойти до reduction ad absurdum: вы должны будете дальше сказать, что, поскольку все животные обладают чувственным восприятием, они все сознательны. И далее, вниз по эволюционному древу, это должно быть верным даже для одноклеточных простейших, так как они реагируют на внешние стимулы, или одноклеточных растений, наподобие водоросли chlamydomonas, с ее зрительной системой аналогичной нашей, и даже для амебообразных белых кровяных клеток, поскольку они чувствуют бактерий и поглощают их. Они тоже должны тогда обладать сознанием. А говорить, что существует десять тысяч сознательных существ на кубический миллиметр крови, струящихся по американским горкам сосудистой системы в каждом из здесь присутствующих — это позиция, которую мало кто взялся бы отстаивать.

Далее, идея, что сознание присутствует во всем, что мы делаем — иллюзия. Предположим, что вы попросили электрический фонарь в совершенно темной комнате включиться и посмотреть вокруг, и глянуть, есть ли где-нибудь свет — фонарик, глядя вокруг, разумеется, увидел бы свет повсюду, и пришел бы к выводу, что комната ослепительно сияет, хотя, на самом деле, все обстоит почти наоборот. Так же и с сознанием. Мы впадаем в иллюзию, что оно — это вся психика. Если вы оглянетесь на сражения вокруг этой проблемы в 19-м и начале 20-го столетия, вы увидите, что именно эта ошибка оказалось ловушкой, которая затягивала людей в столь многие трудности, да и по-прежнему так происходит.

Во-вторых, сознание не отображает опыт (experience). Это — вторая ошибка, восходящая к началу эмпиризма, когда Локк (1690) говорил о том, что ум это «белый лист, лишенный всех характеристик и каких-либо идей» (Essay II, 1.2), на котором отображается опыт. Была бы в те времена изобретена фотокамера, думаю, Локк использовал бы ее, вместо чистой бумаги, как свою основополагающую метафору. В опыте мы делаем последовательные снимки мира, погружаем их в проявитель размышления, и наблюдаем, как концепции, воспоминания, и весь наш психический интерьер получают существование.