Сожженная карта - [81]

Надежда не оправдалась, и я, захваченный странным выражением ее лица, которое придают ему веснушки — по мере приближения к внешним углам глаз их становилось все больше, — задал ей несколько вопросов — самых общих — они были у меня заранее приготовлены. Один из вопросов, например: какой сегодня день? Сам по себе он никакого особого смысла не имеет. Но по ответу я мог судить, как относится ко мне женщина, и эти ничего не значащие слова послужили прекрасной зацепкой для более важных вопросов. Во всяком случае, эта женщина сегодня единственный знакомый мне человек, и, если она поможет мне, какое это будет для меня счастье. Очень бы хотелось, чтобы она по возможности рассказала все, что знает обо мне. Следовательно, нужно повести дело осмотрительно, стараясь не допустить ни малейшей ошибки…

Женщина снова возвращается на табурет и сплетает ноги. Туфля едва не сваливается с ноги, которая наверху, впадинки у лодыжки тревожат воображение. Я опускаю глаза. Ладно, брошу последний вызов этим двум уликам. Слегка выпуклый посредине значок в виде правильного треугольника с закругленными углами, покрытый голубой эмалью, с серебряным ободком. Серебряное же рельефное S. Буква необычной формы — одна ломаная линия — и на первый взгляд напоминает молнию. А может быть, и в самом деле это не S, а молния? Если молния, то, я думаю, значок как-то связан с электричеством, но мне ничего не приходит в голову. Я не знаю, что предпринять, — не могу же я, в самом деле, выискивать в телефонном справочнике названия всех электрических компаний, начинающихся на S. Но, судя по тому, как сделан значок, это не детская игрушка, в нем заключен определенный смысл. Внимательно рассматривая его, я прихожу к мысли, что это значок какой-то опасной тайной организации. Просто прихожу к мысли, но догадаться, что это за организация, не могу. Я понял одно — задача мне не под силу.

Клочок бумаги с планом мне тоже напоминал что-то, но вспомнить ничего не могу. Похоже и на план, похоже и на схему расположения газовых и водопроводных магистралей, похоже и на насос в разрезе — в общем, может оказаться чем угодно, в зависимости от того, с какой стороны смотреть. В углу мелко написана семизначная цифра. Возможно, номер телефона. Я не помню, чтобы сам писал эту записку, но не припоминаю, чтобы мне ее кто-то передавал. Что же это за предмет, который, вместо того чтобы отвечать, сам задает вопросы? Остается только скрежетать зубами. А вдруг это и в самом деле номер телефона, что тогда?.. и не исключено, что именно он свяжет меня с прошлым, и по этой тропинке возвратится моя память…

Телефон рядом с кассой. Сразу же за табуретом женщины. Когда я проходил мимо, она почти не изменила позу. Я протерся боком о ее выставленные колени, но она и не подумала подобрать их. Она сжала губы, втянула их, а потом неожиданно распустила и издала звук, похожий на поцелуй. Это можно было принять за приветствие, но приветствие очень опасное. А если не приветствие, то тогда непонятно, что это.

Стоило поднять трубку, как меня сразу охватило беспокойство. Чувство, будто беру на себя обезвреживание мины, не умея с ней обращаться. Может быть, я проваливаюсь в поджидающую меня ловушку? Медленно, сверяясь по бумажке, набираю номер. Что сказать, когда поднимут трубку? Во всяком случае, нужно постараться, чтобы не возникло никаких подозрений. Нужно как-то поддерживать разговор, чтобы выяснить, что это за человек и где он живет. Занято. Набираю еще раз — снова занято. Я звоню подряд раз семь, примерно минут двадцать, но все время слышу одни и те же резкие прерывистые гудки.

Перевожу взгляд на женщину — она неотрывно грызет ноготь большого пальца. Поглощена этим занятием. Покрытые красным лаком ногти похожи на маринованные сливы. Быстро двигающиеся губы. Кончик ногтя она вкладывает между губами, и зубы грызут его. Вновь и вновь вгрызаясь в ноготь, женщина забывает обо всем. И потому, что забывает обо всем, забывает, конечно, и обо мне. Неожиданно я испытываю беспокойство. Если женщина совсем обо мне забудет, не превратится ли улица снова в безлюдную? Нужно, наверно, заставить ее поскорее прекратить это занятие. Чтобы вернуть женщину к действительности, я поспешно кладу счет на стойку. Женщина испуганно прячет большой палец, ноготь на котором обкусан и лак облез.

Я молча протягиваю тысячеиеновую бумажку, женщина, тоже молча, дает сдачу. Она не произносит ни слова, но, как и раньше, трижды издает губами звук поцелуя. Было ли это сделано с определенным значением, нет ли, я снова как следует не понял. Я надеялся услышать от нее какие-то слова и немного подождал. Вместо слов — извиняющаяся улыбка, которая приводит меня в растерянность. На скулах веер веснушек, так идущих улыбке. Но сколько бы она ни улыбалась, я не знаю, что мне делать. До улыбки все равно должны быть слова. Я вынужден сознаться, что, видимо, спутал последовательность. Кроме того, я уже взял сдачу, и дольше оставаться в кафе нет причин.

Останавливаю такси. Темно-синее такси с желтым верхом. Дверца захлопывается с таким грохотом, что кажется, будто машина вот-вот развалится. В открытой пепельнице еще дымится сигарета, оставленная предыдущим пассажиром. Молодой шофер, раздраженный тем, что я все не называю улицу, на которую нужно ехать, срывает фуражку и швыряет ее на сиденье. Протягиваю пятьсот иен, недалеко, мол, и прошу ехать, куда укажу. У него сразу же исправляется настроение, но фуражку он так и не надевает.