Сожги в мою честь - [43]

Жуфлю-сын держался приветливо, учтиво, галантно. И в ответ Антония плеснула масла в огонь.

— Успокойтесь, мсье, всего лишь формальная проверка. Я комиссар Арсан, это мой помощник лейтенант Машек. Скажите, где вы были последние три дня, и обещаю больше вас не тревожить.

— Нет ничего проще, комиссар: здесь. Мы готовимся к ежегодному лову, это совсем как жатва у землепашцев.

— Неподходящий момент покидать хозяйство.

— Именно. И еще добавлю, что отец с трудом передвигается. Что бы он ни делал, нужна моя помощь.

— Или помощь вашей сестры, которую мы встретили на ферме.

— Да, с той разницей, что Лидия живет здесь.

— А вы нет?

— Нет, комиссар, я живу в Треву[27], рыбоводством занимаюсь лишь периодически. Настоящая моя профессия — преподаватель философии. И вам не нужно спрашивать, почему я здесь нахожусь: в среду в лицеях нет занятий.

«Смотри-ка, учитель! Теперь все понятно: язык, манеры, умение держаться. Ладно, Жак, molto bene, с ним нужно поаккуратней. Сноровистый парень, лучше следить за выражениями».

— Хорошо, мсье Жуфлю, верю. Заметьте, я не спрашиваю, могут ли соседи подтвердить ваши слова.

— Зря потеряете время, комиссар. Vae soli! Горе одинокому! Со времен процесса «421» в дом Жуфлю больше не ходят в гости. И даже если бы и ходили! В деревне каждый шпионит за соседом, но никто вам не расскажет.

Антония кивнула — знакомый феномен.

Взлетела цапля. Подождав, пока птица не исчезнет из виду, комиссар продолжила:

— Прежде, чем оставить вас в покое, спрошу еще одно: не бродил ли вокруг в последние дни незнакомец — довольно высокий, с бородой, в шляпе и в черном пальто?

Услышав вопрос, старик нарушил молчание. Резко, необузданно, на грани нервного срыва.

— Бродил! И не один, я видел множество, они оплакивали своих детей! В понедельник на руины клуба приехало несколько десятков.

— И повод был — десятилетняя годовщина драмы.

— Думаете, я не знаю? Уже десять лет я не сплю — вижу кошмары, бодрствуя.

— Вы перевернули страницу, мсье Жуфлю, и заплатили за свои ошибки.

— Шутите, комиссар? Назовите хоть одну из них! Я был мэром маленькой деревни, достаточно сведущим, чтобы решать проблемы с землей, но не с дансингом. Доверился тем, кто делал вид, что знает — вот в чем я ошибся!

Бражник выплескивал из себя килограммы желчи. На всякий случай Антония не препятствовала извержению — а вдруг хоть грамм был бы полезен.

— Весь кантон желал открытия этого клуба, а потом все бросили меня! И я получил сполна: штраф, условный срок, отзыв мандата! Я не говорю о худшем! Пусть лучше сын расскажет!

Он выплюнул табачную жвачку, почти задыхаясь.

— Теория айсберга, — подхватил адмирал, — все эти несчастья — лишь видимая часть.

— А что вы подразумеваете под скрытыми двумя третями?

— Адскую спираль, комиссар. Мать не перенесла бесчестья и умерла от горя. Моя сестра-близнец последовала за ней в могилу.

— По тем же причинам?

— О, она была серьезно больна. Скажем, дело «421» не улучшило ее состояние. Затем произошел развод моей другой сестры, Лидии. Муж потребовал от нее порвать с отцом.

— Как добродетельно.

— Добро пожаловать в деревню, здесь ничего не прощают.

Антония чуть не призналась, что хорошо знает местные нравы. Городок, где она выросла, находился неподалеку.

— И, чтобы довершить картину, меня бросила невеста. Но я философ, утешился быстро. Потерял одну — отверг десяток. Пуганая ворона, слышали?… Возможно, двенадцатая по счету окажется той, что надо.

Жуфлю-младший улыбнулся, помедлил, дав полицейским переварить откровения. И довершил исповедь, уставившись зелеными глазами в голубые глаза Антонии.

— Буду искренен, комиссар: я не знаю, кто убил вашу троицу, и не сказал бы, если бы и знал.

— Ясно и обжалованию не подлежит. Честность заслуживает уважения.

— И совершенно в духе предыдущего трюизма: в деревне ничего не прощается. Мерзавцы обманули слишком много людей и заплатили по счетам.

Что возразить на эту крестьянскую мораль? Не настолько уверенно чувствовала себя Антония, чтобы читать нотацию. И она предпочла промолчать, чем произносить слова, в которые не верила больше.

Опрос подошел к концу.

Прощание было сведено к минимуму.

Затем, не обмениваясь впечатлениями, Антония и Милош двинулись в обратный путь. Дворняга вернулась к привычному лаю. Не проронив ни слова, полицейские отъехали от фермы под аккомпанемент настойчивых переливов. Молчание продолжалось до въезда на шоссе, где Антония вдруг приказала:

— Сверни направо, хочу проверить кое-что.

— Куда направо, патрон?

— В сторону кладбища, вон оно. Это ненадолго.

Милош подчинился с некоторой опаской. Темнело, каждая потерянная секунда означала, что придется продолжать путь ночью.

«Зря волновался», — успокоился Милош, подъехав к кладбищу. Крошечному — в соответствии с числом жителей деревни. Свободно вздохнув, он припарковался перед решеткой входа.

— Повезло, патрон, еще открыто.

— Жди в машине, я буду через пять минут.

— Могу узнать, что вы ищете?

— Фамильный склеп Жуфлю — профессиональное любопытство.

Антония ничего не добавила больше и убежала к могилам.

Чем заняться одному, без радио? Убивая время, Милош откинулся на сиденье и принялся считать кресты, видневшиеся над изгородью. Произведя инвентаризацию и осмотр, невесело задумался: «Кованые, мраморные, каменные… Скромные, средних размеров, огромные — настоящая борьба за власть ad patres. Даже после смерти многим нужно отличаться. Богат на этом свете — на кладбище самое большое и богатое распятие! А жалкий покойник имеет право лишь на маленькое! И на кладбище тщеславие, а во имя чего? Все мы окончим прахом…».