Сожги в мою честь - [3]

Проехали Шаньи. Молодая женщина с узлом волос на затылке сошла. Через минуту настанет очередь выходить и для парня.

Нет! Только этого не хватало! Что за тяжесть вдруг давит на грудь? Не могу поверить. Чертова тревога! «А если кто-нибудь сядет в Турню, что ты будешь делать? Подумай немного, ты же не можешь убить клеща в присутствии свидетеля».

Убить невиновного — выше моих сил. Что ж, если кто-то войдет в вагон, я отложу казнь. Никогда, никогда в жизни не совершу убийства, чтобы очистить себе поле действия. В любом случае — сегодня ли, через месяц — я получу голову Бонелли. Это была моя клятва белому могильному камню — я не могу дать эту клятву Богу: он вряд ли существует.

Ну вот, поезд прибывает на вокзал Турню. На землю лениво опускается ночь. Над темными крышами сияет монастырская церковь Святого Филибера, ярко освещенная пучком электрических огней. Сердце бешено колотится — только бы никто не вошел! Поднимаюсь, чтобы удостовериться. Состав останавливается. Парень на передней площадке открывает дверь вагона, прыгает на битумное покрытие перрона, закидывает на плечо рюкзак и удостаивает меня прощальным взмахом руки. Моя борода склоняется в ответ, нервы натянуты — готовы лопнуть, я изучаю полуосвещенный перрон. Пусто. Выдыхаю. На горизонте никаких помех.

Остановка длится недолго.

Поезд трогается. Через четверть часа прибудет в Макон.

Я возвращаюсь на свое место, стаскиваю с багажной полки сумку, открываю ее сухим движением. Внутри все, что нужно. Достаю беретту, навинчиваю глушитель, снимаю с предохранителя, затем выхожу в коридор.

Купе Бонелли всего в одном метре. Ставлю сумку на пол, прижимаю пистолет к левому бедру, осторожно продвигаюсь вперед. Громила поворачивается, чтобы рассмотреть меня — предсказуемая реакция. Бонелли дремлет, уверенный в своей безопасности. Лысина прижата к краю окна, заплывшее жиром тело непроизвольно подрагивает в нервных спазмах.

Сторожевая псина расслабляется: привык, что я хожу по коридору туда-сюда. И — роковая ошибка — снова утыкает свою репу в дерьмовую газетенку.

Вот он, мой миг — и я его использую.

Правой рукой отбрасываю вбок дверь, направляю ствол в пасть ублюдка. Тот вздрагивает! Смятение в глазах! Понимает, что промедление смерти подобно. Он проворен, настоящий профи. Секунда — и он швыряет газету, откидывает полу пиджака, хватается за кобуру, но слишком поздно: я стреляю, пока не подстрелили меня. С идиотским видом охранник падает набок, как подрубленный, с пулей в середине лба. Из предосторожности пускаю еще одну, в сердце. Пока, приятель! Мы не знали друг друга, зла на тебя у меня не было. Но можешь не волноваться: что бы ни натворил на земле, в ад ты не попадешь. Ад — всего лишь миф, он находится здесь. Люди и есть дьяволы.

Бонелли — один из них, прогнивший до мозга костей.

Шум его разбудил.

Он тоже реагирует быстро, куда быстрее, чем его громила. Едва видит труп охранника, меня, как мгновенно оценивает ситуацию. Я слишком далеко, чтобы он мог кинуться. Спасти свою жирную тушу можно одним способом — достать оружие. Это он и пытается поспешно сделать. Мешает ожирение, его движения — одна потеха.

Тем временем я перехватываю пистолет другой рукой. Хотя первый выстрел и был удачным, все же левая рука действует у меня не так ловко. И все равно — промахнуться на таком расстоянии невозможно. Поехали! Да начнется праздник! И спускаю курок. Пуля впивается в правое колено. Траектория просчитана, я ведь хочу убить его не свинцом.

Коленная чашечка и мениск взрываются. Бонелли кричит от боли, роняет свой глок, чтобы зажать рану — напрасный рефлекс. Хотя он и стискивает ногу изо всех сил, кровь обильно сочится между пальцев.

Его страдания — всего лишь разминка. Я подхожу, вожу стволом беретты, прицеливаясь в разные части тела. Он поднимает глаза, понимает, что у меня на уме, и умоляет:

— Не надо! Сколько тебе заплатили? Убери пушку, я дам в десять раз больше.

Отделаться так легко? Ну нет! Три негромких «пум» звучат в ответ на слезную просьбу. Он вопит — любо-дорого посмотреть, продырявлено второе колено и обе руки. Готово, голубчик в моей власти — распятый на сиденье, не в силах дать отпор.

Из предосторожности откидываю его оружие на багажную полку. Пусть полицейские изымают, плевать: на моих руках перчатки, отпечатков не найдут. Экспертизу ДНК тоже не смогут сделать. Вот почему я позволяю себе такую роскошь — плюю ему в лицо. Детская выходка, но становится легче на душе.

— На кого ты работаешь? — стонет Бонелли. — На Турка? Нет, на Вайнштейна, я догадался по твоим тряпкам… Этот сукин сын хочет сожрать все… Ты тоже грязный жид, как и он, да? Мм, Гитлер плохо поработал, надо было отправить в газовые камеры ваших матерей.

Наплевать на его оскорбления, на его антисемитизм, больше всего я слежу за тем, чтобы не ответить. Желаю, чтоб он сдох, не зная за что или по чьему приказу. Пусть и хочется осыпать его проклятьями, такого подарка — услышать мой голос — я ему не сделаю. Быть убитым в неведении — нет ничего более жуткого. Не знать, кого проклинать, чье имя ненавидеть.

Поезд набирает ход. Пора переходить ко второй фазе.