Создавая истину - [5]

– Да будет тебе про огороды. Что дальше-то было?

– Из штаба другой офицер выбежал – и к танкам. Ну тем самым, что вчера днём прибыли, что за околицей под ивами стояли. А после танки завелись и туда вон поехали, – Маруська ткнула пальцем в сторону реки. – Верно, к Гиблому броду.

– Ишь ты, лихо лиходейское, – повторил Алёшка любимую присказку матери. – Марусь, а ведь это не наши были. Вроде как полицаи, только еще похлеще того. А танки как есть к Гиблому броду пошли. Я сам видел, там немцы спуск расчищали.

– Нешто танки по такой воде переправятся? – усомнилась девушка.

– А кто их знает, может, и переправятся. Не топить же их туда повели. Марусь, я вот что думаю. Надо на ту сторону плыть, наших упредить. Ведь они ж того, не знают, что эти полицаи кого-то порезали и что танки на них пошли. И будет как в «Чапаеве»: наши вскинутся, а фрицы тут как тут. Сможешь? – Он с надеждой поглядел на подругу. – А я тебя здесь, с берега прикрою. Если заметят, выстрелю, на себя отвлеку. Я ж ворошиловский стрелок, авось не промажу. Опять же гранаты. – Он вздохнул. – Сам бы поплыл, но ты ж своими глазами видела. А ну как спрашивать начнут…

– Да ты не переживай, Алёшенька, – Маруська осторожно приблизилась и чмокнула мальчишку в щеку. – Я смогу.

Лейтенант Гершельзон вышагивал мимо состава:

– Где начальник поезда?

Попавшийся на пути офицера часовой указал на одну из ближайших теплушек.

– Отдыхает.

Лейтенант с тремя бойцами заспешил вдоль платформы.

На удары кулаком в дверь вагона никто не отреагировал. Пришлось колотить прикладом автомата, лишь тогда в проём отодвинувшейся двери высунулось заспанное лицо человека, одетого в железнодорожную тужурку.

– Мне нужен начальник поезда, – крикнул ему лейтенант.

– Ну я начальник.

– У вас в составе находится платформа с бревнами. Я должен изъять у вас тридцать штук для наведения переправы.

Железнодорожник мотнул головой, отгоняя сон, и протёр глаза.

– Ты что, приятель, спятил? Какие тебе брёвна?

– Крепкие, – отрезал Гершельзон. – Чтобы как минимум груженую полуторку выдержали.

– Парень, ты белены объелся! – Начальник поезда уже окончательно пришёл в себя и, застегивая китель, спрыгнул на платформу. – Это не просто бревна, как ты выразился. Это аризонский кипарис! И заказ на него из самого Кремля. Разумеешь, в чем суть вопроса?

– Суть вопроса в том, что вы сейчас отгрузите нам тридцать бревен, а я вам напишу расписку.

– Да ты сдурел, лейтенант! Я сейчас охрану крикну!

В черных, как лендлизовский шоколад, глазах лейтенанта Гершельзона блеснул недобрый огонь. Одной рукой он схватил железнодорожника за грудки, а вторая выхватила из кобуры пистолет и уперла ствол в живот начальника поезда.

– А ты крикни. Давай командуй начать отгрузку. И не дай тебе бог вякнуть лишнее.

– Под трибунал пойдёшь, – почти шёпотом прохрипел его собеседник.

– Это ещё когда будет, дожить сперва надо. Давай командуй… приятель.

Ужин лег в желудок Конрада Маркса тяжелым камнем. И все вроде бы хорошо, но отчего-то вместо чувства удовлетворённой сытости появилась вялость во всём теле. Должно быть, от усталости. Он прилёг вздремнуть до команды, но сон не шёл. Гауптман ворочался с боку на бок, в голову ему лезли слышанные в детстве рассказы бабушки о домовых, которые, ежели не люб им человек, будь-то гость или хозяин, вспрыгивают ночью прямо на грудь и давят так, что иные поутру не просыпаются. Бабушка говорила, что в таких случаях домовые часто оборачиваются черными котами. Котов рядом не было, но гауптману и впрямь казалось, будто невидимый домовой навалился на его живот.

Ну вот, наконец, прозвучала долгожданная команда, и «Тигры», рокоча моторами, направились к переправе. У брода танкистов встречали притаившиеся на берегу сапёры, чтобы уточнить направление движения машин и в случае необходимости оказать помощь на переправе.

– Что слышно на той стороне? – поинтересовался Конрад у командовавшего инженерным взводом усача-фельдфебеля. Тот указал большим пальцем в землю:

– Все тихо.

«Тигр» снова взревел двигателем и, грохоча зубчатыми гусеницами, вошел в стремнину. За первым танком последовал второй. Потом третий. Четвертый остановился у кромки воды. Конрад высунулся из башни, стараясь установить причину внезапной остановки.

Ночь была безлунной, и гауптман скорее догадался, чем увидел, как резко открылся люк башни, и командир танка опрометью выскочил из него.

«Неужели что-то с боезапасом?» – встревожился командир батальона, представляя, какой фейерверк украсит ночь, если вдруг начнут детонировать снаряды в укладке. Вся секретность их миссии псу под хвост! Но было тихо, и гауптман скомандовал продолжать движение. «Очевидно, что-то вышло из строя, потом догонят», – подумал он, на всякий случай оставляя люк открытым. Глубина позволяла, а если что, под водой открывать куда сложнее.

«Тигры» форсировали реку и выехали на каменистый пляж. Вдали, судя по карте, примерно в километре от места высадки, располагалась высота сорок четыре – его исходный рубеж для утреннего боя. Танки двинулись вперед, спеша пересечь открытое место и укрыться в подлеске.

Неподалёку от кромки воды путь им преградил неглубокий стрелковый окоп. По виду позиция казалась брошенной: ни огонька, ни всхрапа. Лишь на бруствере, как показалось Конраду, мешком лежало человеческое тело. Гауптман отстегнул висевшую на груди жестяную коробочку электрического фонарика и, когда «Тигр» поравнялся с окопом, нажал на включатель. Скрытый маскировочным колпаком луч света быстро скользнул по брустверу и выхватил из тьмы дно окопа. Первое, что разглядел танкист, были остекленевшие мертвые глаза, пронзительно-голубые, как у него самого. Мальчишка лет семнадцати, едва ли больше, лежал на земле, вцепившись в карабин, словно в спасительную соломинку, и с ужасом глядел в никуда. По горлу его темной чертой засохшей крови виднелся след прореза. Офицер поежился от неприятной картины, посветил чуть дальше. То там, то здесь взгляд натыкался на трупы. Многие солдаты держали оружие в руках, но, похоже, никто не успел им воспользоваться.