Создатель ангелов - [6]
В любом случае, все сошлись на том, что три брата были поразительно похожи друг на друга и никак не напоминали страшилищ, которыми их многие представляли себе до сих пор. Конечно, они не были красивыми, и того, кто назвал бы их уродливыми, пусть даже шепотом, нельзя было бы упрекнуть в неправоте. Но вместо отвращения они вызывали скорее сострадание, особенно у молодых матерей. Никто из собравшихся, однако, не дотрагивался до них, не гладил их рыжие волосы и уж конечно не произносил их имен, как будто из страха призвать этим самих ангелов. Жители деревни продолжали толпиться около колыбельки, и их головы танцевали над тремя мальчиками, как воздушные шары. Но те, кто думал, что они испугаются, после месяцев затворничества внезапно оказавшись в центре внимания, сильно ошибались. Дети просто никак не реагировали на людей. Возможно, они были потрясены тем, что увидели, и даже когда кто-нибудь корчил им рожицу или говорил «гав-гав» или «у-тю-тю», в ответ не раздавалось ни звука.
— Они какие-то замороженные, — прошептал Рене Морне.
Когда почти все прошли мимо колыбельки, Длинный Мейкерс с отцом тоже решил посмотреть на детей. Мальчишка тут же получил сильный толчок в бок.
— Восемнадцать сантиметров! Вот дурак! — прошипел ему отец, чем сильно развеселил собравшихся.
Чтобы отвлечь от себя внимание, он быстро повернулся к доктору:
— А они уже говорят?
Мария Морне ухмыльнулась из-за барной стойки:
— Ну не в девять месяцев же!
Доктор Хоппе кивнул и сухо произнес, как будто сообщал пациенту, что у того грипп:
— Уже с шести месяцев.
Мейкерс победоносно задрал нос и процедил, глядя через плечо:
— Ну, видишь, что я говорил!
— Так рано, герр доктор? — спросила Мария недоверчиво.
Доктор снова кивнул.
— Говорят по-французски и по-немецки, — продолжал он так серьезно, что это показалось неестественным.
Теперь уже Мария начала смеяться:
— О, да вы шутите.
Но доктор и не думал смеяться. Казалось, он даже обиделся.
— Мне пора идти, — сказал он внезапно, подошел к колыбельке и поднял откидной верх.
— Не хотите ли выпить еще чего-нибудь, герр доктор? — попытался предложить Рене Морне.
Доктор покачал головой, натягивая клеенчатый полог на колыбельку.
— Герр доктор? — послышался где-то впереди голос, которого до этого не было слышно. Кто-то прокашлялся и снова заговорил, на этот раз громче:
— Герр доктор, а можно мне тоже взглянуть на ваших сыновей?
Доктор удивился и повернул голову в направлении, откуда послышался голос. Человек с морщинистым лицом и одним глубоко запавшим закрытым глазом, сидевший за столиком у окна, приподнял жилистую руку:
— Меня зовут Йозеф Циммерман, герр доктор.
Тут и там послышался сдержанный смех. Единственный глаз старого Циммермана строго глянул на посетителей кафе.
— Вы не могли бы поднести их сюда? — он снова обратился к доктору. — У меня плохо с ногами. — Кивком он показал на палку, которая висела на спинке его стула.
— Как вам угодно, герр Циммерман, — сказал доктор.
В кафе снова стаю тихо, все с напряженным вниманием следили, как доктор Хоппе взял колыбель за ручки и размашистым движением поднял ее со стола. Он с противоположной стороны подошел к столику, за которым сидел Циммерман, наклонился и поставил колыбельку на пол, у тощих ног старика.
— Спасибо, — сказал Циммерман, и спина его приняла такое же положение, как и согнутая спина доктора перед ним.
Доктор опять опустил откидной верх и выпрямился, а старик внимательно наблюдал за ним своим единственным зрячим глазом, иссиня-черный зрачок которого занимал почти всю радужную оболочку. Второй его глаз был просто горизонтальной черточкой, да к тому же окружен желтоватой коркой.
— Я знал еще ваших родителей, — сказал Циммерман.
В движениях доктора вдруг появилась неуверенность, как будто он почувствовал укол. Потом он вновь выпрямился и некоторое время не знал, как ему лучше встать. Сначала скрестил руки на груди, потом снова опустил их, а потом уперся руками в бока.
— Ваш отец — вот был хороший доктор, — продолжал старик. — Таких уж сейчас больше нет.
В этом замечании было что-то фальшивое, но доктор Хоппе никак на него не прореагировал. Он уставился на колыбельку и не проронил ни слова. Йозеф Циммерман громко вздохнул и подвинулся вперед. Медленно он наклонился к изголовью колыбельки:
— Ну-ну, вот они какие. Похожи на вас. — Старик сделал паузу, а потом добавил: — А можно спросить, где же их мать?
Собравшиеся за спиной доктора удивленно переглянулись. Всех жителей деревни уже многие месяцы мучил этот вопрос, но никто не осмеливался высказать его вслух.
Но, как выяснилось, этот вопрос не застал доктора Хоппе врасплох, он даже как будто ожидал его. Доктор сделал глубокий вдох и сказал после короткой паузы:
— У них нет матери. И никогда не было.
Йозеф Циммерман, казалось, растерялся на минуту, но тут же взял себя в руки и проговорил, откинувшись назад:
— Простите, герр доктор, я не знал…
И тут вдруг дети подали голос. Все трое одновременно раскрыли рот и заревели, и крик у всех троих был почти одинаковым, поэтому казалось, будто он идет из одного горла. От их рева у всех присутствующих задрожали барабанные перепонки. Даже глуховатый Вайнштейн закрыл уши. Доктор занервничал, но даже не попытался их утихомирить. Он торопливо поднял верх и защелкнул пластиковый козырек колыбельки. Затем подхватил ее, отчего, как показалось, плач еще больше усилился, и протиснулся между столами к двери. Он безуспешно попытался ее открыть, и Вернер Байер поспешил вперед и распахнул створки как можно шире, нервно кивая при этом головой. Он провожал доктора взглядом до тех пор, пока тот не перешел улицу. Потом снова закрыл дверь, резко обернулся и гневно посмотрел на Йозефа Циммермана.
В графстве Хэмптоншир, Англия, найден труп молодой девушки Элеонор Тоу. За неделю до смерти ее видели в последний раз неподалеку от деревни Уокерли, у озера, возле которого обнаружились странные следы. Они глубоко впечатались в землю и не были похожи на следы какого-либо зверя или человека. Тут же по деревне распространилась легенда о «Девонширском Дьяволе», берущая свое начало из Южного Девона. За расследование убийства берется доктор психологии, член Лондонского королевского общества сэр Валентайн Аттвуд, а также его друг-инспектор Скотленд-Ярда сэр Гален Гилмор.
Май 1899 года. В дождливый день к сыщику Мармеладову приходит звуковой мастер фирмы «Берлинер и Ко» с граммофонной пластинкой. Во время концерта Шаляпина он случайно записал подозрительный звук, который может означать лишь одно: где-то поблизости совершено жестокое преступление. Заинтригованный сыщик отправляется на поиски таинственного убийцы.
Пансион для девушек «Кэтрин Хаус» – место с трагической историей, мрачными тайнами и строгими правилами. Но семнадцатилетняя Сабина знает из рассказов матери, что здесь она будет в безопасности. Сбежав из дома от отчима и сводных сестер, которые превращали ее жизнь в настоящий кошмар, девушка отправляется в «Кэтрин Хаус», чтобы начать все сначала. Сабине почти удается забыть прежнюю жизнь, но вскоре она становится свидетельницей странных и мистических событий. Девушка понимает, что находиться в пансионе опасно, но по какой-то необъяснимой причине обитатели не могут покинуть это место.
«Эта история надолго застрянет в самых темных углах вашей души». Face «Страшно леденит кровь. Непревзойденный дебют». Elle Люси Флай – изгой. Она сбежала из Англии и смогла обрести покой только в далеком и чуждом Токио. Загадочный японский фотограф подарил ей счастье. Но и оно было отнято тупой размалеванной соотечественницей-англичанкой. Мучительная ревность, полное отчаяние, безумие… А потом соперницу находят убитой и расчлененной. Неужели это сделала Люси? Возможно. Она не знает точно. Не знает даже, был ли на самом деле повод для ревности.
Писательница Агата Кристи принимает предложение Секретной разведывательной службы и отправляется на остров Тенерифе, чтобы расследовать обстоятельства гибели специального агента, – есть основания полагать, что он стал жертвой магического ритуала. Во время морского путешествия происходит до странности театральное самоубийство одной из пассажирок, а вскоре после прибытия на остров убивают другого попутчика писательницы, причем оставляют улику, бьющую на эффект. Саму же Агату Кристи арестовывают по ложному обвинению.
Зуав играет с собой, как бы пошло это не звучало — это правда. Его сознание возникло в плавильном котле бесконечных фантастических и мифологических миров, придуманных человечеством за все время своего существования. Нейросеть сглаживает стыки, трансформирует и изгибает игровое пространство, подгоняя его под уникальный путь Зуава.
Что таят в себе шумерские таблички, найденные при раскопках Вавилона еще в начале XX века? Какую тайну, если за нее — почти через 100 лет! — готовы отдать не только богатства, но и жизнь совершенно разные люди? Что первично — вера или наука, могут ли они сосуществовать, а если да — то какова плата за это сосуществование?Логистик Крис Зарентин, нанятый доставить вавилонские редкости в один из музеев Европы, чтобы выжить, начинает собственное расследование. То, что он узнает, потрясает не только воображение, но и все основы христианского мира.
Вчера Джон Фонтанелли развозил в Нью-Йорке пиццу. Сегодня он – богатейший человек мира. Один триллион долларов. Миллион миллионов. Тысяча миллиардов. Денег больше, чем можно себе представить. Это состояние в течение пятисот лет собирало итальянское адвокатское семейство Вакки и управляло им до того дня, который был указан в завещании основателя состояния. С этими деньгами Джон может делать что хочет. Но может ли он теперь хоть кому-нибудь доверять? Джон наслаждается роскошной жизнью, пока в один прекрасный день не раздастся звонок от таинственного незнакомца, который утверждает, что знает, как применить наследство и исполнить прорицание, о котором сказано в завещании.
Богатство и успех не гарантируют счастья. Вся жизнь героев книги может перевернуться в один день. Роскошная вилла в престижном районе Амстердама сгорит дотла, и одно несчастье повлечет за собой цепочку новых бед.Что произошло?Убийство или самоубийство?Наивная ложь или спланированная коварная игра?Что делать, когда страх разрушает счастье, крепкую семью и верную дружбу?
Процесс отбора претендентов на получение Нобелевской премии идёт своим чередом, когда в аэропорту Милана разбивается самолёт скандинавских авиалиний. Все пассажиры гибнут. Включая трёх членов коллегии, решающей судьбу Нобелевской премии в области медицины.Незадолго до голосования к профессору Гансу-Улофу Андерсону, тоже члену Нобелевского комитета, приходит незнакомец и предлагает ему очень большие деньги за то, чтобы он проголосовал за определённого кандидата. Профессор с негодованием отвергает это предложение.