Создатель ангелов - [48]

Сестра Людомира могла только констатировать смерть во впалых глазах Эгона, прежде чем закрыла их навсегда. Она перекрестилась и услышала сзади незнакомый голос. Монахиня обернулась, поднесла левую руку ко рту, а правой еще раз перекрестилась.

Виктор стоял в своей кроватке на коленях, его сложенные руки лежали на бортике, голова покоилась на руках. Он произносил беспрерывные звуки, сестра Людомира сначала подумала, что это просто бессмыслица, но потом вдруг почувствовала в звуках ритм. И тогда до нее стало доходить, что мальчик гулким голосом бормотал по-немецки:

Святой Иосиф, утешение несчастных, молись за нас.

Святой Иосиф, надежда болящих, молись за нас.

Святой Иосиф, покровитель умирающих, молись за нас.

Святой Иосиф, гроза дьяволов, молись за нас.

В последнем отчете об Эгоне Вайсе было написано, что пациент умер в возрасте тридцати лет от удушья, которое последовало из-за того, что он проглотил свой язык.

В промежуточном отчете о Викторе Хоппе, который был написан примерно в это же время, значилось следующее: «Умеет говорить. К сожалению, нечленораздельно».

* * *

Две женщины приехали из самой Вены. У них была особая просьба, в которой им уже отказали другие врачи. Почти все говорили, что их желание невозможно исполнить, по крайней мере, в ближайшие годы. Сами они были уверены, что после рождения Луизы Браун возможно всё, и возражения докторов были скорее этического, чем практического порядка.

— Это потому, что мы — лесбийская пара? Из-за этого? По-вашему, мы этого не достойны? — постоянно спрашивали они докторов.

— Нет, это невозможно. Просто невозможно.

Один доктор сказал:

— Это запрещено.

Из-за этого их решимость только возросла.

В конце концов они поехали за границу. Может быть, в Германии подобное разрешалось.

Они записались на прием к доктору Хоппе 11 ноября 1978 года.

— Мы хотим ребенка, — сказала одна из них.

— От нас двоих, — пояснила вторая.

Обеим показалось, что доктор смотрел на них, будто они говорят на непонятном языке. Все надежды, которые они лелеяли во время путешествия на поезде до Бонна, в тот же миг улетучились. Они почувствовали себя смешными и наивными и уже почти поднялись, чтобы уйти, когда доктор вдруг сказал, что это возможно.

Они удивились и настойчиво повторили, что хотят, чтобы это был ребенок от них двоих. Как если бы они были мужем и женой. Чтобы он унаследовал физические качества их обеих.

— Это возможно, — повторил доктор, — но не сразу.

— У нас все с собой, — сказала одна женщина, а другая вытащила из сумки папку и стремительно сунула ее доктору под нос. — Результаты мазков, анализы крови, наши циклы. Сейчас у нас обеих благоприятный для зачатия период.

— У нас месячные в одно и то же время, — с гордостью заявила другая, обменявшись понимающим взглядом со своей подругой. — Это редкость, правда?

— В монастырях у монахинь менструальные циклы всегда совпадают, — сухо отреагировал доктор.

Женщины несколько оторопели. Доктор раскрыл папку и стал перелистывать страницы.

— Как велик шанс, что это получится, герр доктор?

— Я не занимаюсь прогнозами, — ответил он.

Женщины чувствовали себя в его присутствии неловко, это было первым, о чем они сказали друг другу, когда вышли от него. Но что значила неловкость по сравнению с такой хорошей новостью.

— Приходите завтра, — сказал он, после того как обследовал их обеих. — Завтра мы начнем.

Поначалу он хотел прогнать женщин. Он должен был прогнать их. Но все-таки сказал им не то, что хотел. Он сказал то, о чем подумал в порыве, но чего нельзя было говорить вслух.

— Это возможно, — сказал он.

Когда Виктор услышал свои собственные слова, было уже поздно. Его замечание о возможности получить результат, но «не сразу» женщины поняли неправильно. Или он сам неправильно выразился.

В тот момент, когда они объявили ему свое желание, он мигом сообразил, как можно его осуществить. Теоретически это было возможно. Ему надо было соединить ядра любых клеток этих женщин в оплодотворенной яйцеклетке, из которой он предварительно удалил бы ядро. Этот опыт он многократно проделывал во время учебы в университете, хотя тогда делал это с яйцами лягушек и саламандр.

— Это возможно, — так он сказал им.

Но уже в следующий момент перед ним встали практические сложности. Человеческие яйцеклетки в тысячу раз меньше, чем у амфибий. К тому же при опытах с последними получившийся эмбрион никогда не вырастал до размеров взрослой особи.

Поэтому-то он и добавил, что все возможно не сразу. Он имел в виду, что ему еще нужно время. Месяцы, а возможно, и годы.

Но его первая фраза вселила в женщин надежду, и они ухватились за нее. И тогда доктор Хоппе не посмел их разочаровать. Поэтому он снова сказал вещи, которые их удивили. А потом уже не мог вспомнить, что именно.

Он обследовал женщин. Одна из них предложила оплодотворить их обеих. Может быть, она сказала это в шутку, но доктор так не посчитал. Ее слова заставили его задуматься, и он понял, какой уникальный шанс могут предоставить ему эти женщины.

И тогда он решил, что начнет уже на следующий день, хотя и знал, что еще слишком рано. Ему еще надо было потренироваться. С другими животными клетками. С мышами. Или кроликами. Но этого он не сказал. Возможно, они передумали бы, если бы он попросил их вернуться только через полгода.