Союз молодых - [69]

Через три дня, несмотря на весь ужас, внушаемый белыми, группа старух и вообще бабенок, с младенцами на руках, подошли к заднему окну Авилова и стали вопить: «Йисть, йисть!» Из всех криков Колымы — это самый постоянный и самый вразумительный.

Они думали, что их перестреляют. Но Авилов стрелять не велел, а показался в окне. Старухи и дети плакали горькими слезами:

— Хоть крошку какую дайте, не оставляйте нас так!

— Я вам дам, что смогу! — пообещал Авилов.

На утро объявили по городу нежданную, неслыханную радость. Каждому жителю, до малого младенца, начальник дает по восьмушке кирпича и четыре куска сахару. Старухи попросили табаку. Авилов выдал полпуда и велел растеребить и раздать по листу. Это было повторение подвигов Митьки Реброва в начале революции. Колымская политика, как видно, допускала один только путь. Купцы ожидали совсем не того. И на утро, после раздачи, на квартиру к Макарьеву явилась партия торгующих людей и, правда, не с улицы в окошко, но все-таки скопом, и в формах вечевых стали просить:

— Отец, челяди дал, теперь и нам дай!

— Берите, — согласился Авилов и отравил их к князу Алыму.

Горбоносый черкес-армянин был интендантом отряда, стал интендантом Колымского княжества. Купцы вначале возымели довольно безумную мысль: забрать у Авилова драгоценные товары просто так, за здорово живешь. Но князь Алым только пальцем помотал перед носом у рыжего Ковынина.

— Нэ так.

— Ну, в долг, — предложили купцы с такой же готовностью.

— Зачэм долг, — сказал интендант, — мэняй чего-нибудь.

— А что у нас есть, — наивно сказали купцы, — нету ничего!

— Какой ничего, шкура есть! Давай своя шкура за чай и табак!

Делю шло, разумеется, не о собственной купеческой шкуре, а о шкурах звериных, о блестящей, расцвеченной, драгоценной колымской пушнине.

Так черкес Алымбаев практически установил на Колыме монополию внуторга.

Ольские мещане представляли в отряде Авилова частный капитал. Были они с птичьими именами, одинаково громкими, хотя и разными. Один был Соколов, другой Коршунов, а третий Ястребов. Это было единственное наследство, уцелевшее у этих торгашей от предков, свирепых казаков, завоевавших край.

Эти торговые птицы организовали лавочку и стали покупать у колымчан ту же самую пушнину и за тот же чаек, табачок, но, разумеется, платили дороже казенной цены.

Алымбаев молчал до поры, но когда у частников набралось достаточно пушнины он пригласил к себе старшую птицу, Соколова, и предложил выкупить у них всю пушнину.

— А почем? — спросил Соколов.

— А почем вы покупали, по том и заплатим.

Соколов даже поперхнулся от изумления и гнева.

— А на… на… нам что останется?

— А вы начинайте сначала, — насмешливо сказал интендант.

На утро молодой Новгородов пошел объясняться с Авиловым. Он старался держаться развязно, но руки у него тряслись.

— Зачем обижаешь народ? Вместе голодали!

— А тебе какое, дело? — резко спросил Авилов.

— Когда дорогу искали в горах, тогда было мое дело! — запальчиво крикнул якут.

Авилов молчал.

— Весь барыш себе забираете! — кричал Новгородов. — А может, я пайщик! За что боролись?

Эта знаменитая фраза впоследствии получила большое применение в политике. Но Авилову она не понравилась.

Он хлопнул в ладоши. Вошел ординарец чуваш.

— Кликнуть ко мне коменданта!

Комендантом был назначен, как обычно, розовый Дулебов.

Дулебов вошел с вежливой улыбкой на спокойном лице.

— Приказ по гарнизону, — сказал Авилов. — Якутов Новгородовых, обоих, в двадцать четыре часа выслать из пределов вверенного мне края.

Новгородов действительно уехал на следующий день и отправился на запад по знакомому якутскому тракту. Птичьи мещане уехали с ним без всякого приказа. Пушнину Алымбаев реквизировал в казну и ничего не заплатил. Но остатки их собственных товаров великодушно отдал изгнанникам.

Так произошло на Колыме расхождение двух капиталов и классов: феодального с торговым.

Новгородов и птичьи мещане попали на Абый, в другое государство, тоже завоеванное белыми. Верховным владетелем этого государства был капитан Матвей Деревянов, иначе Матюша Деревяный. Но приключения этих купцов в деревянном государстве я расскажу как-нибудь в другое раз.

Колымские жители выпили розданный чай, выкурили табак, но все же остались без еды. Стали обдирать шкурную обивку с дверей, шерсть сбивали, а кожу разваривали в кипятке, наподобие супа. Съели постельные кожи, варили даже дымленую замшу, несмотря на горький вкус и кожи и дыма.

На второй неделе случилось событие. Городской нищий Егорша Юкагир повесился на воротах штаб-квартиры Авилова.

Милостыни ему давно не подавали. Но Егорша питался кусками испорченного мяса из казенного склада, от каких даже собаки воротили брезгливо носы. В казенном амбаре мясо постоянно загнивало, и Егорша не оставался без пищи. Он дошел до того, что ел эту падаль сырьем, а если она загнивала до червей, он выбирал червей просто пальцами и складывал в рот.

Наравне с Егоршей казенным мясом питались горностаи и крысы. Горностаи раздобрели на почве реквизиций и так размножились, что Луковцев понемногу наладил промысел этого ценного зверька. Но теперь в амбаре нечему было испортиться. Было чисто и пусто, как выметено. Горностаи отступили в леса, а Егорша Юкагир отступил на тот свет.