Союз горцев Северного Кавказа и Горская республика. История несостоявшегося государства, 1917–1920 - [101]

Центральная российская власть считала данную территорию своей, вследствие чего ей необходимо было укрепить свои структуры на местах, поставить полномочных комиссаров, которые должны были объявить о советизации региона. В радиосообщении в начале января 1920 года говорилось: «Скоро в состав Советской России войдут также Дон, Кубань и Терская область»[925]. Получается, большевики еще не были ни в чем уверены. Лидер большевиков в Чечне Н. Гикало 1 января 1920 года сообщал в Реввоенсовет 11-й армии: «Настроение горских народных масс в пользу Советской власти… Все горцы: дагестанцы, чеченцы, ингуши, кабардинцы — знают, что спасителем их есть Советская власть, и с нетерпением ждут прихода Красной армии…»[926]

Численное преимущество Красной армии стало огромным. На Кавказском фронте соотношение Красной армии и сил, противодействующих ей, было 3 к 1, то есть красноармейцев — 85 902 человека, против — 28 400 человек, оказывавших активное сопротивление им[927].

Большевики умело использовали и ситуации напряжения в ингушско-осетинских, казачье-чеченских и казачье-ингушских отношениях, обещая всем конфликтующим сторонам окончательное решение их проблем[928].

Хотя Совет обороны и призвал горцев вернуться на Родину, тем не менее все, кто решил узнать ситуацию на Северном Кавказе, убедились в том, что сторонникам лагеря Союза горцев Северного Кавказа не были рады. В числе первых актов большевиков стал арест и преследование активных участников Союза горцев. Первой жертвой стал А. Кантамир, который был арестован в Дагестане и полтора месяца содержался в Темир-Хан-Шуринской тюрьме. Только при переводе его в Москву[929] ему удалось сбежать и выехать в Грузию, где уже собрались все деятели Союза горцев Северного Кавказа. Посетивший в апреле 1920 года Дагестан Г. Баммат понял, что большевики не намерены вести какие-либо переговоры с Союзом горцев.

О том, что происходило на Северном Кавказе, красноречиво свидетельствует благодарственная телеграмма от Мустафы Кемаля на имя В. Ленина, датированная 14 декабря 1920 года, в которой он благодарит советского вождя за признание независимости Дагестана (Советского Дагестана!)[930]. При этом еще за две недели до этой телеграммы в Турции выражали опасения по поводу политики Советской России в отношении Азербайджана и мусульманских народов. То есть шаги, предпринятые Советами в те дни, были скорее направлены на смягчение позиции Турции[931], чем диктовались желанием создать что-то для местных народов.

Советы все еще нуждались в поддержке разных политических сил в этот период на местах, что было связано со слабостью коммунистической идеи на Северном Кавказе. Тезис большевиков о диктатуре пролетариата в данном регионе был неисполним.

При этом резонно также ставить вопрос: а куда же девалась якобы «десятитысячная» армия Горского правительства, о котором не раз говорилось в ее документах, почему она не смогла противостоять притязаний большевиков на власть? На самом деле вряд ли Горская республика имела под ружьем контингент, им обозначенный. Речь могла идти обо всех возможных отрядах, находившихся под командованием того или иного шейха, генерала и других горских деятелей. Как бы то ни было, но в феврале 1920 года на имя дипломатического представителя Горской республики поступают обращения с мест из Дагестана о тяжелой участи тех, кто верен долгу перед республикой. По данным начальника штаба Дербентского фронта некого Шурбы, на фронтах участились случаи бегства не только простых аскеров, но наблюдалось и массовое бегство из армии офицеров. По его словам, люди, доведенные буквально до нищеты и голода, питаются кореньями растений. Из-за отсутствия обмундирования отмечались массовые заболевания. Порой аскерам приходилось из-за отсутствия обуви обматывать босые ноги кусками ткани и т. д.[932] Увольнялись даже те, кто не хотел, из-за болезней, из-за невозможности лечиться, лишая тем самым фронт специалистов. Уходили лучшие, о восполнении потерь в этот период не могло быть и речи. То есть ситуация была фактически катастрофической. И это на фоне отступления из Дагестана Белой армии. А значит, армия Горской республики не была готова с ходу закрыть брешь, образовавшуюся после ухода из Дагестана Добровольческой армии. Да и сама армия была номинальной, держалась лишь на доверии к тому или иному офицеру бывшей Дикой дивизии.

Совершенно неожиданная смерть шейха Узун-хаджи привела к ускорению распада армии, подчиненной эмиру Северного Кавказа, которая была самой боеспособной. Всем этим смогли грамотно воспользоваться большевики, оказавшиеся подготовленными к подобному повороту дел.

Позднее, в 1921 году, большевики признали, что в годы Гражданской войны на Северном Кавказе они несли «громадные потери в борьбе с контрреволюционными бандами, и были случаи, когда части теряли до 60 % своего боевого состава»[933]. По их словам, только помощь мелких местных отрядов, с которыми удавалось договариваться, спасала положение. По мере вовлечения в отряды местного населения по принципу 60 % русских на 40 % местного населения их силы крепли, что позволило одержать победу над теми, кого большевики считали контрреволюционерами. То есть только союз с горцами, которых переманили обещаниями предоставить все, что они просили, позволил советской власти кардинально изменить ситуацию в свою пользу.