— Столько речей — и ни слова о нас.
Никто не отозвался. После минутного молчания Рудольф сказал:
— Ну и что? Хотел, чтобы здесь поставили тебе памятник? Чего об этом говорить? Мы делали свое дело, только и всего.
Эмиль поерзал на сиденье и заметил:
— Разве это вежливо, а?
— Но нас же позвали. В конце концов это был их праздник! — отрезал Рудольф.
— Не совсем так, — заметил Пехар. — Эти ребята носились сегодня в воздухе только благодаря труду майора Клечки и всех вас. Об этом не стоило забывать.
— Ребята этого никогда не забудут, — сказал майор. — Никто из них не забудет, что был у нас, что видел другой мир и что учили его летать мы. Это главное. Все остальное — не в счет.
— К сожалению, — выразительно добавил Эмиль и умолк.
Подъехав к павильону, мужчины молча разошлись, забыв о том, что собирались еще посидеть все вместе. Правда, майор про себя решил, что они все-таки соберутся вечером, немного выпьют и обсудят прошедший день. Но все вышло иначе.
Вечером, когда над краем веранды в лабиринте звезд прояснился Южный Крест, в павильоне появился сержант-индонезиец Вахидин. Это был один из самых старших и опытных техников. Он жил в Сарангане. Вахидин подошел к Рудольфу и долго ему что-то объяснял.
— Ребята, Вахидин зовет нас вниз, в Саранган.
— А что там будет? — спросил Пехар.
— Какое-то торжество.
— Как, опять? — охнул Эмиль. — Оставьте меня в покое!
— Постой, постой! — начали уговаривать его товарищи, потому что индонезиец по жестам и тону голоса мог истолковать все по-другому. — Они приглашают нас. Ничего не поделаешь.
— Мне надо еще упаковывать вещи, — отбивался Эмиль. — Давайте напоим его и отправим домой с приветом от нас. Мы уже все закончили.
Рудольф сжал челюсти и встал:
— Собирайтесь! — Потом обратился к Вахидину: — Подождите нас, пока мы будем одеваться.
Через несколько минут они снова съезжали по каменистой горной дороге. Вахидин сидел рядом с Пехаром и объяснял ему, как лучше проехать в поселок.
В деревне царило необычное оживление. Из домов выходили мужчины и женщины, а вокруг них бегали стайки детей в пестрой одежде. Примерно посередине деревни стояло на столбах большое прямоугольное строение без стен, служившее чем-то врод& «дома культуры» для жителей Сарангана. Туда стекались все жители деревни.
Вахидин подвел машину прямо к широкой деревянной лестнице, украшенной цветами и гирляндами электрических лампочек. Их цветные, светящиеся бусинки висели вдоль всего строения в несколько рядов.
Внутри было уже полно народа. Когда они вышли из машины и в смущении поднялись по лестнице, их встретил гром аплодисментов.
Вахидин повел их мимо длинных столов, возле которых стояли, по-видимому, все взрослые жители деревни. Гостей провели вперед, туда, где за более массивными столами сидели одни старики в белых, свободного покроя, рубахах с короткими рукавами и таких же белых брюках. Старики медленно поднялись, поклонились и с важностью почитаемых людей сели. Вахидин усадил гостей рядом со стариками, на самое почетное место в этом празднично убранном помещении. Майор и его друзья заметно волновались. Под низким потолком слышался лишь приглушенный говор жителей деревни. Старики сидели прямо, не горбясь, и молча смотрели перед собой.
— Ну, а что дальше? — спросил Эмиль.
— Наверное, будут угощать, — ответил Пехар.
Они оглядели столы. На них было много фруктов, уложенных в виде больших пирамид, а на длинных пальмовых листьях лежали жареные бананы, пирожки и небольшие кубики кетупатов [11].
Присмотревшись внимательнее к собравшимся, они узнали многих из тех, кого встречали каждый день по дороге на аэродром и обратно. Это были крестьяне, торговцы-разносчики, рабочие из мадиунских мастерских и с сахарного завода. Были между ними и грузные рикши, и нарядные нежные девушки, в которых гости с трудом узнавали босоногих продавщиц фруктов, полотна или древесины. Всех этих скромных людей они немного знали, каждый день здоровались с ними и частенько разговаривали.
Прошло еще несколько минут, и вдруг поднялся один из стариков. Он проговорил несколько индонезийских фраз так быстро, что никто из белых ничего не понял.
— Он приветствует вас, — подскочил к ним Вахидин и стал переводить речь старика. — Он благодарит вас от, имени всех жителей за то, что вы пришли к нам, и желает вам приятно провести этот последний вечер у нас.
— Ребята, — сказал Рудольф, когда старик закончил речь, — надо что-то сказать в ответ. Что же мы сидим молчком?
— Ты кто, начальник или нет? — ехидно спросил Эмиль как бы в отместку за те минуты, когда Рудольф давал ему почувствовать, что обличен полномочиями. Тот лишь махнул рукой, но встал. Прежде чем начать речь, Рудольф обратился к Вахидину, попросив его быть переводчиком.
— Мы благодарим вас за то, что вы пригласили нас на это торжество. Разрешите мне…
— Не столь официально, — толкнул его Пехар.
Рудольф говорил о том, что все они давно хотели высказать: о том, что кончается прекрасный и плодотворный год их сотрудничества, что они с грустью прощаются с их страной, с ее прекрасными людьми, с работой, с океаном и горами…
Майор наблюдал за жителями деревни. Они слушали Рудольфа внимательно и с интересом, кивали головой, улыбались.
