Современный японский детектив - [54]

— К сожалению, я у нее одна. Будь у меня братья, ей было бы веселее. А так вы все вдвоем да вдвоем.

Разговаривая, художник не забывал о деле: внимательно глядел на Кумико, делал несколько быстрых штрихов, снова глядел и снова пускал в ход карандаш. Кумико привыкла к его быстрым взглядам, они ее уже не тревожили.

Когда Кумико вернулась домой, мать снова встретила ее вопросом:

— Ну, как сегодня?

— Очень хорошо, — ответила Кумико.

— А как подвигается его работа над картиной?

— Не знаю. Почему-то он все рисует меня в разных позах.

— Интересно, как все получится? Мне бы тоже хотелось взглянуть.

— Пока еще нельзя. Когда Сасадзима на минуту вышел, я потихоньку заглянула в этюдник и удивилась, как это он, непрерывно болтая, так много сделал рисунков, и, знаешь, на некоторых, я очень похожа.

— На то он и художник, да еще такой известный. А нельзя ли будет у него потом попросить несколько рисунков?

— Что вы, мама!

— А что тут дурного? Не все же они ему понадобятся для картины. И потом, я все же хочу нанести господину Сасадзиме визит вежливости, хотя его просьба исходила от господина Таки, а не от него лично. Кстати, Таки сегодня звонил. Он сказал, что Сасадзима несказанно рад, что рисует тебя, и о тебе он самого лучшего мнения.

Если всем доставляют такую радость эти сеансы, подумала Кумико, то она готова ходить к художнику не три дня, а больше.

— Господин Сасадзима прекрасный человек и непосредственный, как ребенок, — сказала она.

— Чем он угощал тебя сегодня? — поинтересовалась мать.

— Рисом с карри. Причем все так вкусно было приготовлено, лучше, чем у нас.

— В самом деле?

— И нисколько не хуже, чем в самом дорогом ресторане. Такому человеку и жена не нужна. Откровенно говоря, мне нравится не столько позировать, сколько лакомиться его угощениями. Интересно, чем завтра он будет меня потчевать? — мечтательно сказала Кумико.

На следующее утро Кумико вышла из дому в начале одиннадцатого. Стоявшая несколько дней хорошая погода начала портиться. По небу плыли тяжелые тучи, и от этого все вокруг стало серым. Тучи приглушили яркие краски осени. Кумико забеспокоилась, сможет ли художник в такую погоду работать. Накануне он предупредил, что сегодня начнет писать акварелью.

В одиннадцать часов Кумико подошла к знакомому дому и позвонила. Обычно художник не заставлял себя ждать и сразу же открывал дверь. Сегодня он что-то не спешил. Кумико позвонила еще раз.

Внутри дома было тихо.

Кумико подождала минут десять и вновь нажала кнопку звонка. И снова никто не вышел. Кумико вспомнила о старике, который ухаживал за садом. Она подошла к ограде. Ограда была довольно низкая и позволяла заглянуть в сад. Но и в саду никого не было. Тогда Кумико вернулась к входной двери и долго звонила. Но и на-эти звонки никто не отзывался. Может быть, он куда-то ушел? Но она сразу отбросила эту мысль. Ведь он же знал, что она придет ровно в одиннадцать. Может, он работал допоздна, очень устал и все еще спит? Но ведь звонок звонит очень громко, его невозможно не услышать.

Кумико не знала, как ей поступить: то ли подождать еще немного, то ли вернуться домой и прийти на следующий день. Во всяком случае, звонить она больше не решилась.

В полной растерянности Кумико вернулась домой.

Труп Сасадзимы обнаружили на следующий день. Его обнаружила прислуга, пришедшая прибрать дом после трехдневного отпуска. Художник лежал на кровати под одеялом в небольшой комнатушке, которая служила ему спальней. На ночном столике у изголовья стоял пустой пузырек из-под снотворного, а рядом — чашка, Он, видно, пользовался ею, запивая лекарство.

Экспертиза, произведенная полицией, установила, что художник умер накануне ночью, вероятно приняв чересчур большую дозу снотворного. Вскрытие подтвердило это предположение.

Художник не оставил ни письма, ни записки, и полиция решила, что он либо покончил жизнь самоубийством, либо непреднамеренно принял слишком много снотворного.

Сасадзима был одинок, родственников не имел, и было трудно ухватить какую-либо нить, чтобы выяснить, что же произошло в действительности. Приходящая прислуга появлялась обычно утром, а вечером уходила. Короче говоря, ночью, в момент смерти, он был абсолютна один. Во время допроса прислуга заявила, что в последние дни у Сасадзимы было прекрасное настроение, так что версия о самоубийстве отпадала. Оставалось предположение о чрезмерной дозе снотворного. Прислуга подтвердила, что художник имел привычку принимать его на ночь.

Детектив Судзуки тщательно обследовал место происшествия. На столе в спальне его внимание привлек этюдник. В этюднике лежал незаконченный рисунок лица молодой женщины.

Кто бы это мог быть? У него невольно возникло подозрение, что смерть Сасадзимы как-то связана с женщиной, лицо которой художник запечатлел на бумаге.

Глава 9

Похороны художника Сасадзимы состоялись на другой день вечером.

Сасадзима был одинок, и заботы, связанные с похоронами, взяли на себя его друзья-художники. О смерти Сасадзимы сообщили газеты, и проститься с ним пришло довольно много народа, в том числе и незнакомые почитатели его таланта.

Пришел на похороны и детектив Судзуки. Незаметно он наблюдал за присутствующими.