Современный японский детектив - [53]

В течение часа он сделал четыре или пять эскизов.

— Я хочу сделать их как можно больше, — сказал Сасадзима, — с тем чтобы потом выбрать наиболее удачный.

Он взглянул на часы и отложил карандаш в сторону.

— Время обеда, пора и нам перекусить, — сказал он, поднимаясь с кресла.

— Благодарю вас, я совсем не голодна, — запротестовала Кумико.

— Не говорите так, сейчас я приготовлю что-нибудь вкусненькое, — сказал художник и отправился на кухню.

— Может быть, вам помочь?

— Нет-нет, вы гостья! — замахал руками художник. — Я давно привык все делать сам. А вы посидите здесь, отдохните.

Сасадзима ушел на кухню, а Кумико осталась, на террасе. На кресле лежал оставленный художником этюдник. Кумико нерешительно подошла к креслу, открыла этюдник и стала разглядывать наброски. Карандашные зарисовки свидетельствовали о большом таланте художника. Кумико поразили точно схваченные особенности ее лица.

На некоторых рисунках она была удивительно похожа, на других лицо ей казалось чужим. По-видимому, в последних художник стремился отобразить свое видение натуры. Далее следовали отдельные фрагменты: лоб, брови, нос, глаза, губы.

Пока Кумико перебирала рисунки, из сада время от времени доносилось характерное полязгивание ножниц. Она поглядела в сад. Там бродил старик в широкополой шляпе. Тени от высоких кустов падали ему на спину.

Зря я отказывалась идти сюда, подумала Кумико, хотя ей по-прежнему было неприятно, что ее лицо будет изображено на какой-то картине. Она ощутила некую неповторимость момента и подумала, что в жизни ей редко приходилось чувствовать подобное умиротворение.

— Очень рада, — сказала мать, выслушав Кумико. — Вот, оказывается, он какой, этот знаменитый художник.

— Сначала я подумала, что у него, наверно, скверный характер, но он оказался удивительно приятным человеком. А какие сандвичи он приготовил — объедение. Не хуже настоящего повара, — весело рассказывала Кумико.

— Выходит, на все руки мастер!

— Волей-неволей ему пришлось всему научиться, ведь он живет один.

— Да, ты права. Но говорят, мужчины вообще умеют готовить лучше женщин. Кстати, ты не чувствовала неудобства от того, что тебе пришлось так долго позировать?

— Нисколько! Сасадзима был очень любезен, развлекал меня интересной беседой. Только я никак не могу понять, почему такой хороший человек до сих пор не женат. Я даже осмелилась спросить у него об этом. Он ответил, что не хочет на себя брать лишнюю обузу.

— Среди художников иногда попадаются такие люди. Но как ты решилась задать ему этот неприличный вопрос?

— Он не обиделся. Он вообще очень искренний и доброжелательный человек.

— Я очень рада, что он тебе понравился. Сначала, когда я дала согласие господину Таки, меня, откровенно говоря, беспокоило, как ты к этому отнесешься. Значит, завтра опять пойдешь?

— Пойду.

На лице у Такако появилось довольное выражение. И не потому, что Кумико пошла ей навстречу, а потому, что дочь исполнила просьбу Таки — друга своего отца.

На следующий день, в понедельник, Кумико, как было условлено, в одиннадцать часов приехала к Сасадзиме. Она сейчас совсем не жалела, что ей пришлось для этих сеансов пожертвовать два дня своего отпуска.

Как и накануне, дверь открыл ей сам художник.

— Заходите, — сказал он со своей доброжелательной улыбкой. — Я уже вас жду.

Сегодня предполагалась работа в мастерской художника, но Сасадзима, по-видимому, изменил свои планы и вновь провел ее к плетеному креслу на террасе.

— Я решил, что здесь нам будет уютней, чем в мастерской, хотя и просторной, но неприветливой. На террасе и позировать будет вам не так утомительно: можно любоваться и цветами, и дальней рощей.

Кумико охотно согласилась.

Погода стояла хорошая, осеннее солнце еще ярко освещало цветочные клумбы. Как и в прошлый раз, по саду бродил старик в широкополой шляпе и орудовал садовыми ножницами.

— Должно быть, ваша матушка вчера беспокоилась? — улыбаясь, спросил художник.

— Напротив. Когда я рассказала ей о своем визите к вам, она совсем успокоилась.

— Вот как! Это очень приятно. Теперь и я спокоен.

Художник раскрыл этюдник и взял карандаш. Но опять-таки он не сразу приступил к работе.

— Мне сказали, будто вы случайно обратили на меня внимание. Где же мы могли с вами встретиться? — полюбопытствовала Кумико.

— Значит, Таки все же проговорился. — Художник досадливо поморщился. — Я увидел вас в электричке. Погодите, где же это было? Что-то не припомню. — Художник поднял глаза к потолку, как бы пытаясь вспомнить эту встречу.

— По-видимому, на центральной линии. Я обычно выхожу на станции Огикубо.

— Верно, верно! Я увидал вас на станции Ееги, — сказал художник.

Странно, подумала Кумико, именно на Ееги он не мог меня встретить, я ведь еду от Касумигасэки до Синдзюку, а там пересаживаюсь на центральную линию и никак не могу оказаться на Ееги. Наверно, что-то перепутал, решила Кумико, но ничего не сказала.

— Вы не скучаете вдвоем с матушкой? — переменил тему Сасадзима.

— Иногда бывает скучно, даже очень.

— Ваш отец, я слышал, умер за границей?

— Да, за год до окончания войны он заболел там и умер. Сюда привезли только его прах.

— У меня нет подходящих слов, чтобы выразить вам свое сочувствие. И все же ваша матушка должна быть довольна, имея такую прекрасную дочь.