Современные болгарские повести - [132]

— Еще день-два — и появился, — ответил дядя Ламбо. — Самое позднее, к среде кончим. На седьмом метре твердый песчаник пошел, трудно бурить.

— Хорошо, хорошо, — кивнул товарищ Гечев. — А к тому времени бульдозер проложит дорогу. Я заглянул только, чтоб повидаться с вами. Была б вода, тогда и колодец выкопаем человеку. Он как ни встретит меня, лишь об этом и твердит.

Товарищ Гечев, как господь бог, создает мир — дорогу, воду, колодец, землю. Разница в том, что он все делает за деньги. Но бог далеко, а кому-то надо все это создавать.

— Пока, ребята, счастливо поработать. — Он поднялся с плит. — И не надрывайтесь в такую жару, потихоньку…

Он-то ничего не терял, платил им за метры, а не за проработанные часы, и это было их личное дело, как проходить эти метры — медленно или быстро.

— Товарищ Гечев, — сказал Сашко, — не забудьте про врача, а то мне крышка. Хорошо б ему тоже побыстрее сделать…

— Не беспокойся, Сашко, — подмигнул ему товарищ Гечев. — Не забуду. Я его включил в список, так что и его черед подойдет. Ну, будьте здоровы.

Он зашагал по плитам, между которыми проросли ромашки, сел в свой старый дребезжащий «Москвич», и машину начало подбрасывать на неровной дороге. Денег у него было столько, что их хватило бы, по крайней мере, на четыре «мерседеса», но товарищ Гечев не так прост, у него на этот счет свои соображения. Он остановился ниже, у бульдозера, который сгреб огромную кучу земли вместе с кустами и корнями и толкал ее к лесу. Товарищ Гечев высунулся из окна, сказал что-то Ванке, бульдозерист кивнул, потом товарищ Гечев махнул рукой и исчез в тучах пыли.

— Вознесся, — сказал Антон, глядя ему вслед. — Отправился прямо в рай.

— Пригрел он змею за пазухой, — заметил дядя Ламбо и бросил сигарету, которая жгла ему пальцы. — Вот как у тебя выходит, Антон.

Антон ничего не ответил, повернулся и направился к буру. Сашко и дядя Ламбо пошли за ним и опять принялись бурить.

Земля вращалась, мимо Сашко проплывал лес, облагороженные груши, оранжевая веранда, коричневые ставни с вырезанными в них сердцами, бульдозер, который толкал горы желтой земли и рассеченных корней, загребал целые холмы вместе с кустами и выгоревшей на солнце травой и относил их в сторону; показались двое стариков из «Букингемского дворца», они кротко шли между дач по направлению к лесу, в выгоревшей одежде, с неизменными корзинами в руках…

«Букингемский дворец», возможно, был здесь самым старым зданием, если можно назвать зданием сарай, сколоченный из ящиков, уже потемневших от дождей и времени, ящиков из-под мыла или пива, на которых еще виднелись надписи по-английски. Сашко окрестил так сарай, пока он плыл перед ним по кругу вместе с верандой, лесом и закрытыми коричневыми ставнями соседней дачи с вырезанными в них сердцами. В будни здесь ни души не встретишь, вокруг тихо и безлюдно, лес стоит зеленый и спокойный, не шелохнется. Только двое стариков из «Букингемского дворца» иногда приезжают сюда, спят во «дворце», а днем бродят по лесу в поисках целебных трав.

Сашко видел их и раньше — всегда вдвоем, всегда вместе, они медленно шли между дач по тропинкам, заросшим травой и тонувшим в ежевике, шли бесшумно, осторожно. Когда заходило солнце, а воздух становился красным, они садились перед «Букингемским дворцом» и смотрели на настурции, которые старушка посадила на клумбе. Иногда, задумчиво глядя на настурции или засмотревшись на глубокое алое небо, старик, словно опьяненный его дурманящей бесконечностью, засыпал. Старушка тихо вставала, шла не торопясь к сараю, выносила оттуда поношенное пальто и осторожно укрывала мужа. Затем садилась подле него, перед настурциями и бескрайним пурпурным закатом, обступавшим их со всех сторон, и сидела так, неподвижно и неприметно, пока меж деревьев не начинала прокрадываться вечерняя прохлада, не становилось темно и в воздухе не появлялась та резкость, какую обычно приносит наступление ночи. Тогда она будила старика, и они вместе уходили в сарай, за потемневшие и исцарапанные дождями доски.

Ванка, который работал здесь почти круглый год и знал все об обитателях дач, рассказывал, что в прошлом году перед «Букингемским дворцом» неожиданно остановилась машина с иностранным номером. Дело было под вечер, старики сидели как обычно перед настурциями, старик заснул, а старушка кротко глядела на догоравший закат и, наверно, думала о чем-то своем, а о чем — никто не знает. Ванка прокладывал дорогу к соседнему участку, он закончил свой рабочий день и как раз занимался клапанами, которые вот уже несколько дней барахлили; он лежал, весь перемазанный, на неостывшем моторе. Из машины вышел седовласый мужчина, пожилой, но подтянутый; оглядевшись по сторонам, он направился к старикам. Старушка безучастно смотрела на приближавшегося мужчину, яркий закат мешал ей увидеть его лицо, она видела лишь его силуэт, а старик спал.

Когда он подошел, старушка схватилась за сердце и закрыла глаза. Потом встала и обняла седовласого. Они стали возбужденно о чем-то говорить, а возле них, на стульчике посреди двора с сарайчиком, напротив настурций, спал старик, спал в лучах заката, укрытый поношенным пальто. В какой-то момент они вспомнили о нем, старушка осторожно разбудила его. Он смотрел на искрящийся предвечерний воздух и не мог ничего понять. Потом, когда он пришел в себя, бросился к седовласому, и они обнялись.