Современная югославская повесть. 70-е годы - [6]

Наконец-то утро! Свежий, еще не тронутый день наполняет меня надеждой.

Как давно это началось? — спросила Мариан, прямо с вокзала примчавшись в больницу.

Depuis quand?[3] — твердит она, обнимая меня. На своем лице я чувствую ее теплые губы.

Слушай, она усадила меня в кресло, устроившись рядом со мною на ручке.

Ее длинные пальцы обхватили запястья моих рук. Как она их сжимает. И ее растерянный взгляд. Давно?

Совсем недавно, Мариан, робко отвечаю я. Все будет хорошо!

Разумеется. Я, однако, должна тебе кое-что объяснить.

Не надо. Не говори ничего. Он очень сильный и бесконечно привязан к жизни. А ведь это главное, ты согласна?

Да. Хотя атеросклероз, как ты сама знаешь…

Да, я знаю.

Иногда случаются судороги, которые поражают жизненно важные центры, и тогда…

Не хочу ничего слышать. Я вовсе не обязана внимать ее словам. Правда, Мариан наш близкий друг, его сотрудница. Они долгие годы работали вместе. Вместе ездили на конгрессы и международные конференции… Все это так, но, в конце концов, Мариан только врач. Ей не дано ничего предвидеть, и она не может знать силы его характера. Я не стану ее слушать. Я оборву ее раз и навсегда.

Тебе не кажется, что погода меняется? Вот-вот выглянет солнце! А он очень чувствителен к капризам погоды.

Необходимо перевести разговор на другое. Я не желаю слышать медицинских советов и прогнозов, особенно если они плохие! Забудь, что ты врач, Мариан, и поговорим о чем-нибудь другом, хотя бы о погоде!

Мариан не уступает.

Она должна разъяснить мне его случай. Есть вещи, говорит она осторожно, которые следует знать, потому что они неизбежны. Она уже несколько лет наблюдает за развитием его болезни.

Я знаю. А ты заметила, что мне дали для него те самые комнаты, где он лежал два года назад? Вот повезло, верно? Хотя в его теперешнем состоянии ему не нужно так много места.

Две отличные комнаты в больнице-санатории. Спальня и гостиная. Обе окнами в сад. А какие большие окна! Солнца в его комнатах в изобилии.

Прости, Мариан, я должна задернуть шторы, чтобы ему не мешал яркий свет.

Я вхожу в спальню и задергиваю шторы.

Вот так будет хорошо — я разговариваю сама с собой, ведь он не может мне ответить. Тебе лучше?

Я осторожно прикрыла дверь и вернулась к Мариан.

Ему хорошо, сказала я, избегая ее тревожного взгляда. Хочешь сигарету?

Мариан пристально смотрит на меня. Глаза ее за толстыми стеклами очков, кажется, округлились от удивления.

Пойми, Мариан, начала я решительно, глядя в эти блестящие стекла, пойми наконец, что я не хочу так просто сдаваться. Как я смогу ему помочь, если сама впаду в отчаяние? Ведь может случиться, что через день, другой все будет в норме. Ты не веришь? Ты забыла, что два года назад… три? Ну да, три года назад! Ты забыла?

1966:

Уже в мае Мариан сообщила, что вместе с сестрой и братом хотела бы провести отпуск у нас на побережье.

В течение целого месяца письма шли из Порторожа в Париж и обратно, пока наконец все не уладилось. Но в последний момент телеграмма от Мариан: на своей машине они не могут приехать.

Придется мне отправиться в Триест, сказала я. Если поеду одна, и то места в машине на всех едва хватит.

Но он не отпускал меня одну. И хотя уже был тяжело болен, решил вместе со мной встретить гостей.

Можно попросить Яна поехать на другой машине, решил он. Всем будет удобнее!

Мы отправились заблаговременно, но приехали с опозданием. Наши гости ждали нас у вокзала. Рядом с ними высилась гора чемоданов.

Так-таки гора? Mais n’exagère pas, voyons![4]

Я вовсе не преувеличиваю.

И вот мы все дружно едем в Порторож. И ослепительное солнце светит нам целый день.

И гостиница всем понравилась, маленькая, уютная, одна из тех, что уцелели еще в укромных уголках побережья, которое когда-то находилось под властью Франца-Иосифа. Даже наша атомная современность, превращающая любой живописный уголок в туристический кемпинг, не могла уничтожить аромат далекой эпохи. Вот только ступеньки меня беспокоили.

Не слишком ли круто? — раздумывала я.

Но Мариан успокоила. Не волнуйся и возвращайся на работу, заявила она, я сама за всем прослежу. И буду каждый вечер тебе звонить, положись на меня!

Ему гостиница тоже пришлась по душе.

Будто по заказу для отдыха! — и, вопросительно взглянув на меня, добавил: и для работы…

Он не переставал надеяться, что еще будет участвовать в той исследовательской работе, которая в последние годы уже целиком перешла в руки Мариан.

Домой я возвращалась засветло. Всю дорогу меня одолевали тревожные мысли об этих крутых ступеньках, а что, если у него вдруг закружится голова. Я была недовольна собой. Нельзя впадать в панику, внушала я себе, надо твердо верить, что все будет хорошо.

Едва переступив порог дома, метнулась к телефону.

Да, Мариан, это я. Как он? Все нормально?

Ее далекий голос мгновенно перенес меня туда, откуда я только что приехала…

…и опять я сидела на просторной веранде гостиницы и разговаривала с ним. Он прикидывал, когда сможет взяться за работу. И сможет ли?

Мариан отвечала спокойно. Как вообще в этом можно сомневаться? Ведь ты один из ведущих фтизиатров мира. И сам знаешь, как мне нужны твои советы, твоя помощь! Но сейчас спешить некуда! Нам всем нужно как следует отдохнуть! А о работе поговорим позже, не возражаешь?