Некоторые погибли, это он знает. Но где остальные? Должны же прорваться?
— Дядюшка Петко, я уверен, я абсолютно убежден, что мы победим. Мы обязаны победить!
Старый крестьянин готов был заплакать.
— Конечно, сынок. Непременно победим. Эта вера и дает нам силы. Ну как, дойдешь? — спросил он, отводя взгляд, чтоб не заплакать, и принялся клясть в душе тех, кто придумал войну.
— Дойду, — ответил Сашо. — Даже если бригада будет за тридевять земель, все равно дойду.
Петко Узуноский покачал головой. «Этого не выбьешь из седла. Вот, оказывается, какие у нас дети!» И ему почудилось, что это его Ице идет рядом, а вместе они идут к Трнице, чтоб оттуда продолжить путь к бригаде.
— Держись, родимый, держись. Еще чуть-чуть.
— Дойду, дядюшка Петко, дойду, — отвечал Сашо.
И вдруг они услышали голоса, хруст валежника и топот множества ног.
Они затаились за деревьями. Голоса и шаги приближались. Петко Узуноский вскинул голову — голоса знакомые. А когда показался первый человек, он, раскрыв объятия, кинулся ему навстречу.
— Вангел!
И суровые крестьяне, не стыдясь слез, крепко обнялись при всем честном народе. Радостные лица, каждый не прочь обнять Петко и того славного паренька, что стоит в сторонке и улыбается им счастливой улыбкой.
— Твоя кукуруза нас спасла, — сказал Петко.
Вангел засмеялся и, обняв его еще раз, спросил:
— Куда направляетесь?
— В Трницу. А потом — в бригаду.
Вангел Ристоский обратился к людям:
— Может, нам по пути, а?
Все одобрительно загудели.
— Тогда пошли! — скомандовал Вангел.
И люди пошли. Впереди Петко Узуноский, Вангел Ристоский и Сашо Симческий. За ними — все, кто остался в живых в Селице.
Сашо посмотрел наверх — сквозь верхушки деревьев виднелось солнце. Никогда еще оно не было таким близким и дорогим. Кажется, протяни руку — и коснешься его. Сашо широко улыбается: люди идут по узкой лесной тропинке, испещренной солнечными лучами, идут вперед, идут к призывно манящему их близкому и яркому солнцу…
