Современная проза Сингапура - [3]

Город — это то, что мы из него сделаем.

Вы и я. Мы — это Город.

Что бы нас ни ждало впереди.

(«Только вперед»)

Этой патетике, однако, лишь внешне противоречат негромкие и тем более проникновенные строки молодой поэтессы Ли Цзуфен, автора одного из лучших, как принято считать, произведений сингапурской гражданской лирики, стихотворения «Моя страна и мой народ»:

Моя страна и мой народ

Не здесь и не там, и даже

Не в убежище моих пристрастий,

Даже если бы я могла выбирать их.

* * *

Я сидела за партой с карандашом в руке,

Когда Век подавлял беспорядки

За стенами школы или расправлялся

С «белыми дьяволами»,

Написавшими книги, по которым меня учили.

* * *

Я росла в тени, отброшенной огромным Китаем,

Но вела дневник по-английски.

* * *

И тогда я научилась вместо этого водить машину

И любить асфальтовые дороги, пока

Я не увидела, что они срубают большие деревья

И сажают вместо них маленькие.

* * *

Но нежная забота о человеческом сердце

Дает расцвести ста цветам,

И, может быть, мой выжидающий сосед,

Я обрету свое гражданство в твоем признании

Моего родства.

Мой народ и моя страна

Это ты, ты — это мой дом.

Эта длинная стихотворная цитата, право же, больше говорит о духовном мире англоязычных литераторов Сингапура и стоящих перед ними проблемах, чем несколько страниц рассуждений. В ней и горькое чувство неприкаянности автора, пишущего на «чужом» языке, и любовь к этому языку, и искренние и нелегкие поиски духовной опоры, и бескомпромиссность, и любовь к ближнему, «соседу», как единственная форма подлинного обретения себя, своей родни и своей родины.

Ли Цзуфен принадлежит к числу немногих сингапурских стихотворцев, которым даже самые строгие критики не предъявляют обвинений во «вторичности». Вообще же нельзя совсем отказать в правоте тем, кто пишет о «провинциальности» сингапурской литературы, как бы не относящейся к «большой» англоязычной, будь то литература «метрополии» или соответствующие «мировым литературным стандартам» произведения Чинуа Ачебе, Р. К. Нарайана или Ника Хоакина. Можно было бы говорить и об оранжерейной атмосфере, в которой развивается англоязычная поэзия Сингапура, и о заниженных критериях местной критики, и о неизбежных влияниях английских и американских классиков XX века, и о том корне зла, которым, по мнению некоторых критиков, является убаюкивающая сингапурских поэтов иллюзия, что они пишут на своем «втором» языке, тогда как английский является, по существу, первым и единственным литературным языком, которым они владеют. Трудно, однако, отрицать то, что Роберт Ео, Артур Яп, И Тянхон и ряд других англоязычных поэтов Сингапура выражают в своих произведениях близкие как своим соотечественникам, так и тысячам их потенциальных зарубежных читателей мысли и чувства. В деловой и «заорганизованной» атмосфере Супергорода его англоязычная поэзия, обращенная к свободной индивидуальности, предостерегающая от изнурительной погони за жизненными благами и от опасности превращения в «отлаженные стальные счетно-решающие устройства», настойчиво напоминает о том, что не хлебом единым жив человек; это одна из тех отдушин, которая спасает город от нравственного голодания. Она относится к тем природным и духовным оазисам, которые находит и чутко описывает автор лучшей нашей книжки о современном Сингапуре журналист Юрий Савенков [5].

Как ни трудно «сердцу высказать себя», понять другого, выразить его сокровенную сущность еще труднее. Именно поэтому англоязычная художественная проза заявила о себе позже, чем поэзия. Начав с коротких рассказов, «физиологических очерков», публиковавшихся в 60-х годах в университетских журналах «Фокус», «Колдрон», «Райт», за считанные годы стала на ноги и обрела голос, негромкий, временами срывающийся, но все более точно передающий местные неповторимые сингапурские интонации, англоязычная проза. Кажется, только шаг отделяет повесть Го Босена (род. в 1936 г.) «Если слишком долго мечтать» от ряда предшествовавших ей книг, в которых излагали свой жизненный опыт местные англоязычные авторы. Но этот шаг ознаменовал собой рождение повести, заслуживающей (согласимся здесь с ее рецензентом) «высшей оценки не только как „сингапурская повесть“, но и как просто повесть, независимо от места и времени действия» [6]. Грустная и пронзительная история возмужания ее героя Куан Мэна — это история многих и многих юношей, сознающих, что жизнь — не область романтических увлечений, тайных радостей, нехитрых удовольствий, а трудный путь, который в конечном счете может осветить лишь «нравственный императив», заложенный в душе. Но одновременно с этим повесть исполнена местного колорита, читая ее, постоянно испытываешь эффект присутствия, чувствуешь себя молодым китайцем, томящимся в шумном и захламленном офисе, переживающим страдания первой безысходной любви к проститутке Люси, мечтающим о дальних странах, облокотившись на парапет знаменитой сингапурской Эспланады. И хотя Го Босен, врач по профессии, написал после 1972 г. несколько пьес, сочиненную на вьетнамском материале повесть «Жертвоприношение», две стихотворные книги, значение его первой повести остается поистине непреходящим.