Современная португальская повесть - [170]

Пребывай, дорогая, в замкнутом круге своего совершенства. Продолжай в том же духе. Твори добро в своем микромире. Твое место — там. Продолжай ненавидеть всяческое насилие, в том числе и революционное. Упивайся благолепием церковных песнопений. Ты не замечаешь, сколько повседневной лжи вокруг тебя. Проходишь рядом, спотыкаешься об нее, но не видишь. Блажен, кто обрел покой и безмятежность духа! Ты обрела их. Но ты, наверное, знаешь, что таблеток против душевного смятения не бывает. Ты любишь говорить об эстетических и морально-этических ценностях. Тебе по душе фрейдизм. Ты восстаешь, если кто-нибудь здесь, во Франции, оскорбляет твою родину. Но ты подумай, действительно ли они ее оскорбляют, когда спрашивают о трущобах, существующих не только у нас? Однако поинтересуйся статистикой, спустись с небес на землю, разгреби навозную кучу, только так можно что-то увидеть. Никто не желает тебе зла, поверь мне. Я, как и ты, ярый противник ненависти и жестокости. Но что ты знаешь о жестокости преступлений, совершаемых под личиной правосудия, когда палач, свершив кровавое дело, протирает руки одеколоном? Что ты вообще знаешь о жестокости, друг мой? Одни жестокие времена сменяются другими. И нужно иметь острое зрение, чтобы разглядеть в окружающей тьме силуэты чудовищ, которые разгуливают среди нас, быть может, рука об руку с небесными созданиями вроде тебя.

Подумай хотя бы о нынешних братьях Вечного жида, наших соотечественниках, покинувших дом и тепло родных сердец и теперь пропадающих без любви и участия. Между твоим и их миром лежит пропасть. Подумай обо всем этом, подруга моя, подумай, ведь, несмотря ни на что, у нас с тобой много общего. Оба мы — люди на земле, только у тебя веки зашиты розовыми нитками, чтобы ты не могла разглядеть рядом с тобой притаившихся чудовищ. Разорви эти нитки, открой глаза. Настоящую жизнь не проживешь зажмурившись. Проснись, друг мой, воспрянь от сна, не страшись колючек реальности, не вороти носа от правды, какой бы неприглядной она ни была, закали душу во льду и пламени свободы!

* * *

Есть у нас где-то в глуши средневековый город. Вернее, не где-то, а на своем месте, и называется он Вила-Велья-де-Оурем. Славится он старинным замком, горделиво возвышающимся над всей округой. У него героическое прошлое и трагикомическое настоящее: его арендуют американцы, продающие входные билеты нашим отечественным туристам, которым случится забрести в те края. Абсурд? Ничуть. Бизнес покрывает лишь малую часть расходов на празднества. И какие! На одном я побывал. Проводятся они обычно по субботам, но их организуют и в другие чем-нибудь примечательные дни (там у них вечный карнавал, фестиваль лет на шестьдесят). Съезжаются на него благородные господа из-за океана, с материка шестизначного капитала, разодетые в пух и прах: на них жилеты из кожи тапира, расшитые куртки, береты с пером, красные штиблеты… И начинаются танцы. На дамах — чепцы XV века, фижмы и кринолины в духе маркизы де Мэнтенон[122], а может, это и современные платья, потому что на празднике никто уже не знает, сколько ему лет, в каком веке он живет и но каким законам. Старые дворянские покои реставрированы, в окна вставлены цветные стекла и (о, ужас!) на фронтонах — свежей кладки старинные гербы, все фальшивое…

Вот так-то… Вила-Велья-де-Оурем в техасском вкусе!

* * *

Не каждое утро это случается. Только иногда, и не обязательно в пасмурную погоду. Если позволяют обстоятельства, я бросаю все, бегу из города и шагаю час, два, пока не выйду к морю, цвет которого от погоды не зависит, и бывает (когда бывает), что хандра моя проходит. Впрочем, это не хандра. Хуже. Или, во всяком случае, что-то другое. Внезапно ощущаешь какую-то мерзость, она лезет в глаза, бьет в нос, заполняет голову и все вокруг свинцово-тусклой синевой. Я чувствую ее на кончиках пальцев, на лице, которое становится дряблым, она закисает во рту. Противно все. Может, поплавать? Пожалуй. Но борьба с волнами увлекает лишь на две-три минуты. В самом солнце, каким бы жарким оно ни было, я уже не нахожу тех искорок радости, которыми оно расцвечивает и людей, и вещи… Во вселенной столько миров, сколько человеческих существ. Своему миру я кричу: «Нет!»

Почему человек не уходит из жизни, пока не испьет чашу смерти до дна? Как он не понимает, что уже пьет из нее, когда живет в такой тошнотворной мерзости, в этой зеленоватой пене, предвестнице невыносимой боли?

Очнись! Тебе уж не начать все сначала, не возродиться вновь, мутная грязь прожитого дня уже не отстаивается за ночь.

Тебе улыбаются, протягивают руку, а у тебя онемели пальцы, и тебя мучит запах плесени от собственных прогорклых ощущений.

Нет, я не лью воду на мельницу торговцев мечтами. Стальным сверлом рвет мне душу ностальгия. А сколько лет уже прожито, и как по-разному: беспорядочно, разбросанно, лихорадочно и даже не всегда бездарно!..

Меня влечет к себе высокий сосняк, где кусты показывают зубы. Если бы в этом мире существовало для меня нечто абсолютное, четкий ориентир, я промчался бы мимо него на максимальной скорости по ошибочно выбранному пути. Но что значит ошибиться в жизни? Стоит ли искать критерии правды и лжи в этом густом лесу заблуждений и фальшивых примет?! Реально только то, что я укрылся под шатром справедливости. Верю в нее, не верю, верю. Пусть она воцарится, даже если я до этого не доживу.